Самый зеленый на свете вагон
с самыми старыми окнами в мире,
пахнущий кожей, заваркой, углем,
быстро глотал километры и мили,
лье и сажени, и прочую снедь,
что потребляют вагоны на марше.
Помню в окне необъятную степь,
ставшую родиной – матерью даже.
Юношей, вдаль уезжая, не знал,
что позади оставляю навеки
маленький странный кирпичный вокзал,
странной текстуры – что пробка – билеты,
двадцатилетний тогда городок,
линию, бывшую смыслом и темой…
Линия – внутренний мой парадокс,
символом ставший Советской системы,
хлеба горячего, детских забав,
мира, особого звездного неба,
первой любви и рыжеющих трав.
И перестроечного ширпотреба,
щедро бежавшего бурной рекой
прямо по рельсам на новые рынки:
джинсов «мальвины» и жвачки цветной,
и перемен, породивших новинки
в мальчике Мише, что был так влюблен
(словно в находку удачную - лирик)
в самый зеленый на свете вагон
с самыми старыми окнами в мире. |
