Ну, вот настал, ну наконец, девицы плачьте.
Вы сами, ведьмы, кликали беду.
Не отошел он в сумрачной палате,
Отведал и шалфей, и череду.
Чего в него не пичкали паскуды,
И судна подставляли по него,
А он терпел слова, что пел Иуда,
И клизму, и пропахшее пальто.
Ну, думали пришел конец поэту,
Не выберется старый коммунист.
А он плевал на вашу мудрость лета,
На ваш мирской и злой капитализм.
На ваши выборы верхов и президента.
На вашу воровскую власть.
Поэт живет по воле прецедента,
И разевает временами пасть.
И в нем живет ушедший Маяковский,
И кажется нелегкий Пастернак,
Да, да застрял в нем Пушкин и Высоцкий,
И детский недоношенный Маршак.
Они скопились в нем, а он сестричек душит,
В них вызывая неразумный смех.
А два хирурга нагло водку глушат,
Рассчитывая на очередной успех.
Поэтов расчленяют как вампиры,
Они прозаики своих кровавых дел.
И на двоих три солнечных квартиры,
А там пиитов два десятка тел. |