Мы ехали рядом, лишь фыркали кони,
И мух надоедливых гнали хвостами.
Весь мир перед нами лежал на ладони.
От Ваших друзей мы нарочно отстали.
И не было лучшей дороги на свете,
Где ивы смотрели на тёмную воду.
Там мирно играли крестьянские дети,
И кони вдыхали ноздрями свободу.
Пронизаны солнцем дорога и поле.
Толпа богомольцев ждала у часовен.
И вдруг Вы спросили: «Поручик, доколе
Российский народ будет дик и безмолвен?»
Сказал я, что скоро над Русью святою
Поднимется мрачная сила народа,
Да так, что покажутся всем ерундою
События страшные пятого года.
Не будет, поверьте, дурацких буколик.
Россию закружит кровавой метелью,
И рухнет наш мир, словно карточный домик,
А нас по Земле разметает шрапнелью.
«Поручик, скажите, что Вы пошутили.
Оставьте мне в сердце надежды крупицу.
Не будет у нас гильотин и бастилий,
И головы наземь не будут валиться.»
Простите, мой друг, за минутную слабость.
Я Вас напугал политическим вздором.
А после, до бала мы нежно расстались
У Вашего дома с античным узором.
И Вы мне сказали тогда на прощанье,
В глаза посмотрев без обид и укора:
«Я Вам первый вальс обещаю в Собраньи.
Как жаль, что на фронт Вы уедете скоро…»
Летели за окнами клочья тумана,
Колёса стучали то глухо, то звонко.
Я ленты кусочек достал из кармана,
Что веткой сорвало у Вас с амазонки.
Закатным огнём небосвод озарился,
Война становилась всё ближе и ближе.
И где-то внутри я почти что смирился
С той мыслью, что Вас никогда не увижу.
Но всё же, орбиты сошлись во Вселенной.
В тот миг отмоталась назад кинолента,
Когда я Вас встретил, седой и согбенный,
В парижском шантане за рюмкой абсента. |
Вновь в лунном свете бархат ночи,
Уставший за день спит рояль,
И на пюпитре среди прочих
Небрежно брошена вуаль.
В хрустальной люстре отблеск света,
На канделябрах стынет воск,
Раскрыты ноты для дуэта,
И клавиш перламутра лоск.
Недавно пальцы их касались,
Негромко извлекая звук,
Два голоса в один сливались,
Предчувствуя беду разлук.
Сплетались души воедино,
Но подгонял их календарь,
И пепел старого камина
Не грел сердечную печаль.