На берегу большой реки
Вечернею порою
Сидели хлопцы–казаки,
Числом их было трое.
Вдыхали трубок сладкий чад
В пленительном бездельи
И на пылающий закат
Задумчиво глядели.
А мимо — компас на груди,
А за плечами ранец —
Какой-то путник проходил,
По виду — чужестранец.
К познанью тягой одержим,
Дотошен и начитан,
Он был охотником большим
За местным колоритом.
И, дабы страсть унять свою
К горячим впечатленьям,
Решил он: «Дай поговорю
Со здешним населеньем.
Да и от пуда рюкзака
Я отдохнуть-то вправе!»
Подумал так — и к казакам
Стопы свои направил.
И, сходу посдирав чехлы
Культурного обмена,
Врубил: «Шо щуримся, хохлы?»
(Какая, мол, проблема?)
Переглянулись казаки,
Глаза раскрыв чуть шире,
Но всё ж проветрить языки
Пока не поспешили.
Чужак прижал души полёт
(«Ну, коль вы так с гостями…»)
И настороженности лёд
Решил ломать частями.
Поклон отвесив (бить челом
Уж слишком канительно),
Допрос с дознаньем начал он —
Для каждого отдельно.
«О хлопец! — первому сказал
(Что был к нему всех ближе), —
Зачем же щуришь ты глаза?
Ты чем-то, знать, обижен?
Какая в сердце завелась
Печалюшка-кручина?
Ведь ты ж не стал бы щурить глаз
Совсем уж беспричинно!»
«Ты прав, о путник! — отвечал
Казак, откашляв глухо. —
Легла мне на сердце печаль,
И имя ей — Галюха.
Она вот здесь, за камышом, —
Румяна, черноброва —
Со мной купалась голышом.
А вышла за другого.
И как жить дальше, не пойму.
Душа попала в бурю.
И потому я, потому
Глаза в печали щурю».
«А ты, — ослабив чуть нажим,
Чужак пытал второго, —
Зачем ты щуришься, скажи?
Какой печалью скован?»
«А я, — прошамкал казачок, —
Кузнец, хороший мастер.
Жил славно, только что за чёрт
Жениться угораздил!
Жена (удар её руки
Мне молот заменяет!)
Купалась голышом с другим,
А вышла за меня-от.
И как жить дальше, не пойму.
Душа попала в бурю.
И потому я, потому
Глаза в печали щурю».
«А ты, — час третьего пришёл
(Того покрыли пятна), —
Ты тоже с кем-то голышом
Купался, вероятно?»
«О нет! — на лбу юнца большом
Проснулись вены-змеи. —
Я не купался голышом,
Я… плавать не умею.
И как жить дальше? Где причал? —
Он в воду плюнул смачно. —
Но есть ещё одна печаль:
Я не казак, — казачка.
И что мне делать, не пойму.
Душа попала в бурю.
Вот потому я, потому
Глаза в печали щурю».
Он чуб зубами прикусил,
Поник, как запятая,
Свои косматые усы
В косичку заплетая.
«О казаки! — душой горя,
Воскликнул путник страстно. —
Поймите, щуритесь вы зря!
Поверьте, жизнь прекрасна!
Сотрите с лиц печалей тень!
Откройте шире очи!
Придёт, придёт и ясный день
На смену тёмной ночи!»
«О нет же! — трубками пыхтя,
Все трое взвыли хором. —
Разбита чаша бытия!
Шар лопнул! Парус порван!
И больше нам не суждено
Резвиться-балагурить.
Нам остаётся лишь одно —
Глаза. В печали. Щурить».
Как камни, падали слова —
И вял камыш местами,
И краски ярких шаровар
Чуть-чуть тусклее стали.
И веки молодецких глаз
Почти совсем сомкнулись.
А в небе звёздочка зажглась,
И месяц всплыл, в соку весь…
А странник («Не пора ль вздремнуть?»)
Побрёл своей дорогой.
Он шёл — и наливалась грудь
Неведомой тревогой.
И лишь две мысли, встав в черёд,
В висках его стучали:
«Какой загадочный народ!»
И «Сколько в нём печали!»
Но только в рощу он вошёл,
Тропинкою влекомый,
Был берег ржаньем оглашён.
И ржали то не кони.
Печали вмиг похоронив,
В веселье впали хлопцы.
Ведь то не щурились они,
А жмурились (на солнце).
____________________
Ни дуновенья ветерка,
Ни шороха, ни всплеска —
Бежит широкая река
Меж круч и перелеском.
Луна, как лодочка — точь-в-точь, —
Скользит по глади водной.
Тиха украинская ночь.
Тиха…
НО НЕ СЕГОДНЯ!!!
Душа, ликуя, вдаль летит
В сияньи буйных красок!
Земля трясётся и гудит
От музыки и плясок!
…На берегу большой реки
До самого рассвета
Гуляли хлопцы-казаки.
И щурились. От смеха. |
Послесловие: Стихотворение задумано (сюжетно) лет девять назад. И хотя оно было закончено совсем недавно, политические события последних трёх лет никак не повлияли на его содержание. Сообщаю это на тот случай, чтобы политику здесь не искали. Нет её здесь. |
