глава 10
правду может позволить себе лишь богатый –
мир ввергается в грязь,
мир забывшись летит без дорог,
делят нищие власть,
как голодные делят пирог,
был топор, была и плаха,
была красная рубаха,
не хватало головы,
но увы, увы, увы –
подставлять её задаром
не хотелось добрым малым,
только царь желал судить,
буйны голову рубить:
– Всех в ежовы рукавицы,
чтоб забыли, как молиться,
покрещу Русь топором…
– Все мы братцы не умрём, –
говорил купец богатый, –
Было б злато, было б злато…
и бояре говорили:
– В списках нас давно казнили…
– Остаётся кто? – народ!
– Нет! Тот просто не пойдёт,
побежит в леса дремучи
– И разбоями замучит…
– Подожжёт нам терема,
на носу гляди – зима…
– Что же будем делать братцы,
пред царём, как оправдаться? –
и тогда боярин Плетин
говорит:
– Есть на примете
у меня один Иван,
он конечно вечно пьян
и жену бьёт смертным боем,
но доверия достоин,
только надо много водки,
жбан капусты посерёдке,
бабу с сиськами и задом,
балалайку с чёрным матом,
чтобы стол встал вверх ногами,
чтоб посуда под ногами
и трещала, и хрустела,
чтобы баба пропотела,
с ним вдвоём на сеновале,
чтобы дрались и икали
все, кого сзовет он в гости,
чтоб собака грызла кости,
чтобы дом сгорел дотла,
чтоб душа занемогла,
чтобы руки зачесались,
чтобы дети засмеялись,
чтоб отмылось тело в бане,
он всё может этот Ваня
и придумает такое –
век не будем знать мы горя… –
так на том и порешили
и Ивана напоили,
целый месяц дали сроку,
через два, ну три, ей-богу,
появляется Иван
(ну, конечно, в доску пьян),
спьяну ищет пятый угол,
но с собой приводит кукол…
все разбойники лихие,
а посмотришь, как живые:
– Вон, на плаху как идут!
– Сами голову кладут!
– Хоть казни их, хоть целуй!
– Ну-ка, третьего – разуй!
Ну-ка, палкой дай по пяткам!
– Ты смотри, орёт как гладко!
– Молодцы! Ни дать, ни взять…
– Вот каких четвертовать!
– Влил он в каждого ведро
крови бычьей…
– Ой, хитро…
– Нет! Они не подведут! –
и пошёл вершиться суд –
каждый день всё казни, казни,
а царю так просто праздник –
кровь течёт, топор сверкает,
Русь смеётся, Русь гуляет…
так и шло бы по сей день,
если б не Ивана лень,
да ещё к вину влеченье,
что читать нравоученья…
Не любил он запах крови,
да и бык нужней корове,
да и кровь не отмывать,
посему решил он взять
завести такой обычай:
вместо вёдер крови бычьей,
наливать не кровь – вино,
топору ведь всё равно,
что рубить и чья вина,
лишь бы кровь была красна,
но палач пришёл с похмелья,
был, понятно, понедельник
и язык присох к гортани,
мы ж не клялись на Коране,
что не будем пить во век,
что палач не человек
выпить в выходной законный?
плохо что непохмелённый
на работу вышел он,
но ведь царь издал закон
на работе мол не пить,
буйны голову рубить…
ну да ладно это в прошлом…
царь махнул рукою:
– Можно, –
отлетела голова
и палач вздохнув едва
вдруг почуял винный дух
и на землю сразу бух,
и из горла, без стакана,
без закуски, за Ивана
выпил сколько выпьют трое,
царь вскричал:
–Там, что такое?
Что там пьют и без меня,
и без тоста «За царя»?
Ну-ка чашу всем по кругу!
Поцелуемся друг с другом!
И запомним – мы друзья!
Ты да я, ты да я…
Мне сейчас открылась правда…
Ну, да ладно, ладно, ладно…
Я ошибку свою понял
и поэтому доволен –
казни нужно отменить,
буду кровушку я пить
понемножку, каждый день... –
Вань скажи, тебе не лень,
круглый год её цедить,
он ведь вечно может пить,
обнимая как родного
и давая царско слово
казни завтра отменить,
он ведь вечно может пить…
был топор, была и плаха,
была красная рубаха,
а теперь у топора
пьют и ссорятся с утра,
был один, а глаголал правду,
он не знал, что он на войне,
вот и взяли его как падлу
и размазали по стене,
был другой он готовил битву,
но его не боялась ложь
и к нему приползли с молитвой,
а потом уж вонзили нож,
третий жил на других кивая,
а вокруг стонала земля,
он и ныне жив – хата с краю,
он такой же как ты и я…
мы все рождаемся чтоб спешить,
назло фортуне идти ва-банк,
но заменили мы слово «жить»,
на бесконечное «существовать»,
мы все рождаемся губы мять
прекрасных женщин и в их глаза
слова, простуженные шептать
и пить заснеженные леса;
ты усмехнёшься, ты откроешь окно,
ты будешь дождь глотать впопыхах
и будет капать в стакан вино,
а сигарета дрожать в руках…
когда-нибудь этот мир уйдёт,
а мы останемся за кормой,
сметая звезды взойдёт восход
и мир окутает синевой,
мы закричим, что без нас нельзя
ни рвать цветы, ни любить, ни петь
и только наших детей глаза
о нас недолго будут скорбеть…
ты загрустишь, ты поставишь битлов,
но будешь слушать себя и дождь
и будет столько в дожде стихов,
вот только рифм их не разберёшь…
мы не хотим говорить слова,
в словах давно уже вкус потерь,
век завершается как глава,
в которой слово одно лишь – «верь» –
во что же верить, куда нам плыть,
где наши дальние берега?
и лишь звезда одна просит пить
всё что ни пишет в ночи рука,
рука напишет, как ты встаёшь,
идёшь и просишь:
–Не провожай… –
туда где падают листья, дождь
и где шаги говорят:
– Прощай…
перед ликом Господним
нет ни кривды, ни злого,
недоволен сегодня
каждым сказанным словом,
понимаю я сразу
и для слов нужны урны,
в каждой брошенной фразе
показуха культуры,
взгляды будто пробелы,
души будто улитки,
мне за жизнь надоело
рожу корчить в улыбке,
я пришёл в одночасье
к мысли пахнущей «Астрой»;
сдать бы в стирку слова все
и особенно, – «Здравствуй», –
встреча как неудача,
тупо длится минута,
есть слова что не значат
ничего абсолютно,
смысл их явно потерян,
смысл их явно утрачен,
мы им больше не верим,
но об этом не плачем;
выход найден – по кругу
люди бродят как в ссылке
и кивают друг другу
словно лошади в цирке,
|