XXI
Тяжелы во четверг набоженных слова,
Не пеяют, Господь, и Твое ангелочки,
Слезной кровию их преблестят кружева,
А святые псалмы – всё одне лепесточки.
Как не ждут нас теперь на иродных пирах,
Изъявимся, мирским облаченьем играя.
«Где, -- премолвим ловцам, -- ваш Ирод-вертопрах,
Зреть адницы ему без конца и без края».
И влачились, Господь, ко Тебе мы вечор,
И теклись очеса багряничною слотой,
Но повыбили чад и убрали в кляштор,
Кайстры там и горят нищевой озолотой.
XXII
Во тяжелой сирени гореть
Днесь пурпуровым эльфам и рдеться,
Мы теперь не могли умереть,
А и будем в канавы глядеться.
Подойдет ли Христос к бродникам,
Чтоб наречь фарисеям – довольно,
Иидите ко смерть-родникам,
Веселитесь хотя божевольно.
И терничные звезды падут
За всемертвые эти криницы,
Нас тогда ангелочки найдут
О соцвете кровавой денницы.
XXIII
Стези нагорные тернисты,
А всё их красили слезами,
Успели Божии горнисты
И мы лежим под образами.
И горны сменятся на трубы,
Сиять ли им, как изъявились
В кровавом цвете боголюбы
И за оклады восселились.
Христос превидит наши лики,
Начнут цвета мироточиться,
И так речет: «Оне велики,
За сих могу я поручиться».
XXIV
Смертоимную алость сотмим,
Довлачимся ль ко Божиим тронам,
А пред Господом встанем самим,
Лазуриты вия по коронам.
Молча будет глядеть Иисус
На волошек цветки ледяные,
Кровососный расточится гнус –
И претмить ли веночки земные.
Выжгут пламень Его очеса,
Алоцветно вспарят херувимы,
И стечется в терничник роса
От венцов, кои Смертью язвимы.
XXV
Птицы нощно летят со молчащих вязниц,
Их пухами, Господь, пресквернятся шалавы,
Жалко выбили нас, а и бражники ниц
В монастырских пирах клонят винные главы.
Красовались весной и горели сады,
Пустоцветом они горевым излетали,
Нет и ряс золотых, и чернеют лады,
Под трезвон песнярам цвет-веночки сплетали.
Пурпур в чернь заплели – ладно кровью плести,
Мастериц тех, Господь, литания всечасна,
До парафий Твоих нам теперь не пройти,
Наша страшная смерть уголями раскрасна.
XXVI
Буде некому роз отнести
Иисусу, воспрянем со тлена
И начнем всекроваво тлести,
И начинет пылати Селена.
А не станется ангелов тех,
Украсят пированья святые,
Мы тогда для иродских потех
И загасим венцы золотые.
Хороши будут наши цветки,
Лишь терницы багряной коснемся,
Вспыхнут золотом их лепестки,
Изгорят – и в огонях вернемся.
XXVII
Винцент, Винцент, во тьме лимонной
Легко ль витать, светил не зряши,
Мы тоже краской благовонной
Ожечь хотели тернь гуаши.
Водою мертвой не разбавить
Цвета иссушенной палитры,
И тернь крепка, не в сей лукавить,
Хоть презлатятся кровь и митры.
Легли художники неправо
И светы Божии внимают,
И двоеперстья их кроваво
Лишь наши кисти сожимают.
XXVIII
Юровые луга соцветут,
Отродятся некровные корни,
И веночек Христу доплетут
Из шипов, как и терния горни.
А были василечки живы,
Цветом красным в плетеньях горели,
Так и розам алкать синевы,
Яко Божие те акварели.
Все во терние цвет-васильки,
Иль на розы Христосу глядеться
Разве наши сухие цветки
О веночке Его будут рдеться.
XXIX
Страшный вторник, Господь, разливает нефрит,
И в зеленях Твоих веселее лампады,
Втще живая вода богосвятно горит,
Как живицею здесь отцвели вертограды.
Изуверились мы, благо присно мертвы,
А и чем проняли клиры звонных часовен,
Слезы наши собрать не потщились волхвы,
Каждый ныне собит небокормленный овен.
И царевишны спят во церковных углах,
И лебяжьи пуха ткутся жизненно тонки,
Вместо яствий лежим на трапезных столах,
Сплошь над нами, Господь, пречернеют иконки.
XXX
Пожалеют Христу васильков,
Юровые цветы переимут,
Всекровавых тогда лепестков
Отберем, яко тени их взнимут.
Не соити за мрачный Аид,
Мы огонь излили на церкови,
Укорять ли жалких аонид –
Преалкайте обрядовой крови.
А не хватится немощных сил,
Голубые цвета расточатся,
Чернь явим, только б Он вопросил:
Где кровавые чада влачатся.
XXXI
Хотя пречтите убиенных,
Не имут мертвые веселья,
Цветов и хватит ли сотленных,
Они для горького похмелья.
А мы любили золотые
Цветки, их вешнюю невзрачность,
Махнут волошками святые --
Перелием на хлебы мрачность.
Когда ж и кровью не упьются,
В пирах трезветь начинут лядно,
Тернии эти разовьются
И будут цвести неоглядно.
XXXII
Чермной краски июнь перельет
И деревия станутся красны,
И шиповье багрянец увьет,
Яко вретища наши закрасны.
И почто во садах жития
Мы смарагды Христосу копили,
Расточается зелень сия,
Туне мертвых огнями слепили.
Ах, ночных еще будут певцов
Созывать в эти кущи-зелени,
И тогда безо чермных венцов
На шипы мы преклоним колени.
XXXIII
И любили, Господь, четверговок своих,
Нищеродных невест хлебосольно жалели,
Плотью-кровию лишь и воспотчевать их,
Ото яствий святых губы ведем алели.
На миру и была та юродность красна,
Геть по кельям таскать разносные утробы,
Цветным пухом чистец не завеет весна,
А и нам тяжелы монастырские гробы.
В черноядных пирах истончен лазурит,
Мы веселием Смерть обороти не тщились,
Что квитаться, Господь, свет всекрасный горит
На мытарских шляхах, по каким превлачились.
XXXIV
Это белые розы горят,
А иных и не зрети успенным,
О любови ль оне говорят,
Исполать огоням яснопенным.
Мы шиповник Христу принесем,
Яко розочек нам пожалели,
И расскажем Ему обо всем,
Как во трауре нощном истлели.
В палом цвете блеснутся шипы,
Мертвым боли никто не содеет,
Перевил тот шиповник столпы –
Днесь над каждым он тягостно рдеет.
XXXV
И тще вином подвальным станет
Христоса кровь, ее зардеем
Опять слезами, буде глянет
Косая Смерть: мы тризну деем.
Елико истинно хранили
Те всекровавые стеченья,
Любви Его не изменили,
Даруют нам еще реченья.
А слез восхочется хмеленей,
Иль нечем станет кровь разбавить,
Мы со пурпуровых сиреней
Явимся – вечерии править.
XXXVI
Яснобелый жасмин исцветет
И багряный шиповник доспеет,
И Господь ко святым нас пречтет,
Всяк тогда лишь одесно успеет.
Золотые веночки сберем,
Розы чермные выкрасим кровью,
Яко истинно мы не умрем,
Поклонимся хотя бы шиповью.
И сиим ли цветы оплетать,
Станут певчими книжники зваться,
Так и будемся нощно летать,
Во кровавом соцвете взвиваться.
XXXVII
Разве терни всегда устилали наш путь,
А о красных цветах мы, Господь, не мечтали,
И куда агнецам от купелей свернуть,
Кайстры бросим – темно и навечно пристали.
Воскружатся теперь черных роз лепестки,
Паки ловим и мы тонки их ароматы,
Эти розные тьмы искрашают венки,
Жалкий пурпур лиют долу сонмы лжесвяты.
Нощно тлеем, Господь, и пьяней белены
Всевишневая кровь черневого завета,
Хоть и смерть забрала те цветочки и льны,
В нашем тленье одно боле красного цвета.
XXXVIII
Паки ангелам в небе летать,
Паки нам во канавы глядеться,
Будем желтые звезды считать,
И куда еще мертвым подеться.
И приидут опять вещуны
Соглядать вифлеемские нети,
Днесь и кущи земные темны,
А трилистия горше соцвети.
Только вспыхнет блажная Звезда,
Ангелочки презрят убиенных,
Мы о золоте выйдем тогда
Из всенощных садов недотленных.
XXXIX
Светила в трауре пылают
И тернь одна с небес виется,
И ход наш крестный устилают
Шипы со роз, чей морок льется.
Виждите огненные точки,
И звезды ныне всекровавы,
Так соберем еще цветочки
Хотя для рдеющей оправы.
Начнется пурпур воссиянный
Мерцать во терниве бутонов,
И черный купол недыханный
Зажжет шиповье наших стонов.
XXXX
Бросят ангелы красный жасмин
Во отверстые нашии гробы,
Вспламенеется горний кармин
Ярче золота ангельской пробы.
Как распятия наши горят
И цветами блажные дивятся,
Пусть чудесно тогда говорят
Ангелки и в жасмине резвятся.
А приидут со персти купцы
И вопросят: зачем он алеет,
Мы кровавые снимем венцы,
Зрите цветность – се кровию тлеет. |