В конце июля, в воскресенье,
Без дела, маясь от тоски,
И, открывая двери в сени,
Пристроив зад свой на сиденье,
К крыльцу из крашеной доски,
В тени сидел Мужик смиренный.
Сидел, молчком. Сосредоточен.
О чём-то тихо тосковал.
И сам себя не понимал –
О чём душа его хлопочет?
И что бы он сейчас сожрал -
Чего его желудок хочет?
Бывает так, что сам не знаешь,
Чего бы съел, или попил…
Как будто бес в тебя вступил.
Родным весь день надоедаешь,
И сам уж выбившись из сил,
Тоскуешь, ноешь и страдаешь.
Жена тихонько предлагает:
«Возьми вон косточку в борще.
А может, хочешь кислых щей?
Коли душа твоя желает».
«Да не хочу костей вообще»! -
Мужик ей злобно отвечает.
Он нервно дёргает ногой,
Скрипит зубами негодуя.
Жена, с усмешкой «в ус не дует»,
И в такт, качая головой,
Над тестом у стола колдует,
Слегка измазавшись мукой.
А Мужика всё больше бесит,
И равнодушие жены,
Навоза куча у стены…
В мечтах он где-то, чем-то грезит,
В глазах его отражены,
Чудесные деликатесы.
«Ну, так свари тогда пельмени.
Котлеты есть, копчёный сиг».
Мужик опять башкой поник.
Пошкрябав дырку на колене:
«Меня от них уже тошнит.
Пельмени мне твои, «до Фени».
«А что, икры Вам первосортной?!
Или уху из осетра?!
Все нервы вымотал с утра!
Сидишь, нудишь, воротишь морду.
То – не хочу, это – мура…
Иди-ка миленький ты, к чёрту!
Раз ты у нас такой ранимый,
Вот наложу тебе дерьма,
В сортире полны закрома,
В большую чашку, мой любимый!
Чтоб до краёв была полна,
Гурман ты мой, неистощимый».
И после этих слов шипящих,
Вдруг Мужика хватил столбняк.
Пытался он и так и сяк,
Найти ответ ей подходящий.
Потом поник вдруг, и обмяк,
И тёр глаза рукой дрожащей.
Почистил, почесав макушку,
Одно вареное яйцо.
С непроницаемым лицом,
Вкрутую посолив горбушку,
Мужик уселся на крыльцо,
Прихлёбывая чай из кружки.
Бывает так. С таким цинизмом,
Умеют жёны «приземлять».
Им сложно «тонкое» понять,
Ну, никакого романтизма.
Домохозяйки…, что с них взять,
С простым кастрюльным реализмом. |
Хоть кто-то понимает
