Скоро начнётся исход

Календарь утверждает, что скоро начнётся исход:
монохромная ведьма покинет измученный город,
захрустит от ударов тепла колесованный лёд,
хороня под обломками ставший проклятием холод.

Из-под вязкого крошева мокрого снега и льда,
словно кровь из разрезанных сталью клинка капилляров,
поползёт, расплываясь бесформенной кляксой, вода,
порываясь вернуться в чертоги небесные паром.

И воскреснет весна в стёклах рябью подёрнутых луж,
на кострах книгу магии ведьминской испепеляя,
даже ангелов падших склонив к очищению душ
и желанью прийти с покаянной к властителю Рая.

Миражом расплывается в мареве белом апрель,
неприкаянны призраки-клёны в пустынных аллеях.
Сворой псов оголтелых бросается в ноги метель,
безнаказанно - дерзко, от злости своей сатанея.

Всё давно решено: в Никуда приоткрытая дверь,
за которой обрыв Забытья, пустоты километры.
Но опасна зима, как израненный загнанный зверь
и способна убить наповал разухабистым ветром.

Тридцать восемь и восемь… озноб загоняет в постель…
За окном осыпается небо сверкающей пылью…
Коррективы в маршруты полётов превносит метель,
принуждая как птиц, так и ангелов складывать крылья.

Мой хранитель со мной в унисон заскучал – загрустил,
пригубив из февральского кубка депрессий отраву:
Бог ко мне его, словно мессию к кресту, пригвоздил,
а зиме предоставил казнить или миловать право.

Мой хранитель готов небеса променять на кабак,
от тоски полуштоф "раздавить" на двоих с Сатаною,
подняв тост за надежду увидеть пылающий знак,
но не огненный куст, а гонца, что был послан Весною:

жаркий солнечный луч-поцелуй, от тоски эликсир...
для меня - как голодным евреям небесная манна…
Глушит «горькую» с грешными смертными ангельский клир,
матерясь и спиваясь отдельно и целыми кланами.

Жду исхода зимы… Неспроста побожился прогноз
сбить с неё треуголку, сорвать золотые погоны.
И готов упокоить ведунью вселенной погост…
и отпеть её душу капели малиновым звоном…