В краю загадочно пустом,
Влача колючий дар уныло,
Присел поплакать я о том,
Что мне сама судьба вменила.
И долго-долго источал ручьи,
Безблагодатно подражаючи
Не то псалмам, не то акафистам,
Но с подвываньями, анапестом.
И шестикрылый серафим,
От перепутья возвращаясь,
Бесплотен и неутомим,
Меня одёрнул, не смущаясь.
«Ты, деревянно безыдеен,
Лентяй, не любящий труда,
Живёшь, как жезл Моисеин,
Чудотворящий иногда.
А в этом мире ваше творчество
(По Пастернаку — «чудотворчество»),
Являясь страшным искушением,
Даёт большое утешение.
Итак, дружище, прекращай
Велеречивить и лукавить.
Да ты ж не согласишься, чай —
Коль предложу тебя избавить
От боли творческих потуг,
Что окрыляют, как влюбленность.
Плоды, ты знаешь, — стоят мук,
Не клевещи на одарённость,
Не загреми греху в оковы,
Ведь я валандать не привык!» —
Сказал он веско и сурово.
И чей-то показал язык... |
