Мой Бог неосязаем, велик и молчалив,
мой Бог не ставит подпись на указы.
Мой Бог великодушен, коль я здоров и жив,
по ереси моей безбожной фразы.
В труде не покладая рук и не смыкая век,
он, как фонарщик, утром гасит звёзды.
Есть мнение, что внешне он – обычный человек
и, как Москва, не шибко верит в слёзы.
Мой Бог глухой с рождения, раз он не слышит слов,
когда под сердца бьющегося ритмы
несут к его ушам кресты-антенны куполов
бессвязный шёпот истовой молитвы.
Мой Бог позволяет меня унижать,
мой Бог позволяет меня убивать,
есть избранный Ной и дежурный ковчег
и тварей покорных по паре.
Мой Бог запрещает ему возражать,
он волен дать жизнь и сейчас же отнять,
а каждый из дней – утомительный бег
под шум городского сафари.
Мой Бог не знает разницы меж злобой и добром,
мой Бог демократичен и лоялен.
Нас приучили: раз казнит, так значит поделом,
все грешны и священник – не сакрален.
Я, в самом деле, кто ему? Племянник или сват?
Любить? Жалеть? С какой, простите, стати?
Христос - тот был родным, но волей Божьею распят.
И нам гвоздей достанет и распятий.
Мы маемся догадками, а истина проста,
смешная аксиома в чистом виде:
Бог, в каждом видя сына, распинает, как Христа,
чтоб не был ни один из нас в обиде.
Мой Бог позволяет меня унижать,
мой бог позволяет меня убивать,
есть избранный Ной и дежурный ковчег
и тварей покорных по паре.
Мой Бог запрещает ему возражать,
он волен дать жизнь и сейчас же отнять,
а каждый из дней – утомительный бег
под шум городского сафари.
Мой Бог гасит звёзды и жизни свечу
задует, не двинув и бровью…
Как жук под стеклом на булавке лечу,
пришпиленный Божьей любовью…
|