ВЕСЕННИЕ ПОБЕГИ
Роман в стихах
ВСТУПЛЕНИЕ
* * *
Случилось так, что я в сети
Блуждал в тиши бессонной ночью,
Пытаясь в Яндексе найти
Стихов достойных пару строчек.
О, сколько разного дерьма
Там в изобилии весьма,
Народец пишет, не уймётся –
И всё поэзией зовётся.
Но тут попался бриллиант,
От текста мне не оторваться,
И поспешил я разобраться,
Откуда взялся сей талант.
Он из Калининских кадет -
Маститый воин и поэт!
* * *
Я видел, он солдат бывалый
И по характеру не прост,
Когда талант его немалый
Мне открывался в полный рост.
Владимир Кошелев, братишка,
Он написал немало книжек
И славных песен про войну
Уже сложил он не одну.
Он не лишён, отнюдь, апломба,
Но есть достоинства и кроме -
Сумел вместить в солидном томе
Он зарифмованную бомбу.
Не зря ж Онегинской строфой
Поэт роман украсил свой!
* * *
Роман кадета и поэта
Презентовал мне автор вдруг,
Благодарю судьбу за это –
Кадет всегда мне брат и друг.
Роман в стихах – не фунт изюма,
Такой приём поэт придумал,
И Пушкин из-за склепных плит
Ему арапником грозит.
Но поздно, задалась интрижка,
Раскрыв роман, читатель ахнет:
«Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!»
И просидит всю ночь над книжкой.
А что поэзия в загоне,
Напрасно критики долдонят.
* * *
Открыв по ссылке эту книжку,
Подозревая в стиле кич,
Я шуровал упорно «мышкой»,
Стремясь катарсиса достичь.
Но мне с романом подфартило,
На удивленье всё в нём мило -
Лихой сюжет, язык живой
И стиль с Онегинской строфой.
«Ура» издателю за это
И сочинителю «виват»!
«Господь с тобой, спасибо, брат!» -
Сказать мне хочется поэту.
Как многотомный «Капитал»,
Я ночь подряд роман читал.
* * *
Читал взахлёб и без отрыва,
Не отвлекаясь и на чай,
Чтоб обаянье перерывом
Мне не нарушить невзначай.
Какой там чай, какие кексы,
Когда подарок интересный?
Роман, написанный столь складно,
Я не читал уже изрядно!
Нет, жив курилка, слава Богу!
И русский жив ещё язык!
0т рифм читатель не отвык,
Хоть и читает понемногу.
И про Петровича роман
Разоблачает сей обман.
* * *
Ах, Пушкин, Пушкин, наше диво,
И прорицатель, и поэт!
Мне подарил билет счастливый
Собрат, Калининский кадет.
Ничуть не меряясь талантом,
Я поклонюсь во след гиганту
И, уклоняясь от прикрас,
Начну неспешный свой рассказ.
Строфа Онегинская, братцы,
Не оскудела за века -
Схвачу удачу за бока,
Пора за дело приниматься.
Я посвящаю повесть эту
Тверскому брату и кадету.
* * *
Отсюда можно изловчиться
Повествование начать,
Свердловск – уральская столица
Нам на три года стал, как мать.
Но, чур меня, строфа иного
Ждёт поэтического слова,
Здесь неприемлем стиль натужный,
Когда зачну роман о дружбе.
Не буду я слова искать,
Как мы здесь жили и учились -
Как мы в мужчин преобразились,
Куда важней мне описать!
И, кстати, город сей рабочий
Звать папой было бы мне проще.
Глава 1
* * *
Мы все учлись. Кто помногу,
Кто кое-как, напрягшись чуть,
По жизни верную дорогу
Стараясь выбрать как-нибудь.
Кто шёл в юристы, кто в артисты,
Кто за баблом в экономисты,
А кто-то выбрал эполеты,
С младых ногтей вступив в кадеты.
Чертила жизнь свои круги,
А эти юные герои
Любили с детства братство строя,
Шутить над ними не моги.
И не дерзите даже в шутку,
Медведю делая побудку.
* * *
Вот так и я, пострел изрядный,
Шагал по жизни босиком,
Кормился огурцами с грядок,
Их запивая молоком.
И, слава Богу и желудку,
Я не страдал расстройством жутким,
А рос здоровым молодцом
С нормальным телом и лицом.
Давно разъехалась деревня,
Где я впервые рот открыл,
Чтоб с молоком набраться сил
И слушать сказки и поверья,
Где я возрос в родном краю
И начал летопись свою.
* * *
Пора начать мне свой рассказ
О жизни грустной и весёлой,
Начну, пожалуй, в этот раз
С начальной деревенской школы.
Была она в деревне нашей
Других не хуже и не краше,
Ютилась в доме-пятистенке
С доскою в зале, с печкой в сенках.
И в этой самой светлой зале
Стояли парты в два ряда,
За ними вследствие труда
Азы наук мы постигали.
Два класса – первый и четвёртый
Учились грамоте и счёту.
* * *
Одновременно, не раздельно
Сидели возле разных стен
И занимались параллельно
Два класса, разные совсем.
Но всё же это была школа!
И помяну я добрым словом
Тот тёплый домик в три окна,
Откуда вся страна видна.
И пусть учила нас девчушка,
Как понимаю я теперь,
Но здесь нам в жизнь открылась дверь,
И в эту дверь пришёл к нам Пушкин!
Шагнул он весело и прямо,
В сонетах весь и эпиграммах.
* * *
О многом мог бы я поведать,
Полна событий голова,
Как среди женщин за обедом
Летали разные слова.
Ах, эти тары – растабары,
В них, говорят, сильны татары,
А русский выпивший мужик
Молоть попусту не привык.
Вот и отец, бывало, крякнет:
- Уймитесь, бабы! Дам зело!
На женщин глянет тяжело
И кулаком по столу брякнет.
А жил он, в общем, по-простому
И верил слову золотому.
* * *
И вот однажды он решился,
Собрал нехитрые манатки
И, дом продав, где я родился,
Увёз нас в город без оглядки.
Забыты лес, река и поле,
Где не гулять с друзьями боле,
Прощайте, други боевые,
Теперь мы стали городские.
Отец работал в таксопарке,
А я пошёл в другую школу,
Но тосковал я по былому,
Не рад и маминым подаркам.
И долго снился мне Серёга,
Что жил от нас через дорогу.
* * *
Года летели, словно пули,
Пока ходил я в школу с ранцем,
Мы в космос с Юрою шагнули,
Опередив американцев.
Такое время наступило,
Что нужно было дать им в рыло,
Мы умудрялись бить всё злее
Их во Вьетнаме и в Корее.
А я ума набрать старался,
В числе последних не был в школе,
Отец увлёкся алкоголем
И где-то спьяну потерялся.
Жизнь устаканилась у нас,
А я восьмой закончил класс.
* * *
Ушла с учёбой маета,
И школа за спиной осталась,
А тут так кстати и мечта
В моих мозгах образовалась.
Однажды я поведал другу
О своих с выбором потугах:
Как жить, кем быть, куда идти
В дальнейшем жизненном пути?
А друг и думал-то едва ли,
Сказав, что цель я назову –
Давай поедем в СВУ
В старинный город на Урале!
И через месяц мы, как пули,
В Свердловск на поезде рванули.
* * *
Всё это быстро на словах,
А в жизни долго и натужно,
Примчались мы на всех парах,
А тут сдавать экзамен нужно!
Пока вертелась кутерьма
С проверкой нашего ума,
Мы на экзаменах пыхтели
И на суворовцев смотрели.
Мальчишки ходят в чёрных клёшах,
В фуражках стильных набекрень,
И чёрный кожаный ремень -
В ручном бою предмет хороший.
«Вот это стиль! Вот это шик!
Даёшь экзамены, старик»!
* * *
Конечно, упрекнуть нас можно,
Что мы – святая простота,
Что мы «купились» на одёжку,
И где же наша здесь мечта?
Но так сказал я для проформы,
Конечно, роль играет форма,
Но значит больше формы здесь
Твой долг, достоинство и честь!
Дни проходили. Или – или…
И вот настал счастливый час -
На построенье нам Приказ
О зачисленье объявили.
Мы поступили, всем привет!
Пишите письма, я – кадет!
Глава 2
* * *
Тогда большие планы были
В полуразрушенной стране,
По этим планам люди жили,
Осуществляя их вполне.
Год сорок третий, переломный,
Гудит пожар в стране огромной,
Идёт великая война,
А тут учиться – вот те на!
Солдаты рук не опускали,
Не допустив врага в Москву,
И вот Указ о СВУ
Издал в Кремле товарищ Сталин.
Чтоб из спасённых пацанов
Ковалась смена для отцов.
* * *
Набрали рвань и гопоту,
Голодных, грязных оборванцев,
И подарили им мечту
И путь, чтоб им к мечте прорваться.
Конечно, были и иные,
У них награды боевые
Горели ярко на груди,
Как вехи славного пути.
Сыны полков и батальонов,
Отрядов, рот и батарей,
Они в страде военных дней
Уже привыкли жить в погонах.
А тут приказ Верховным дан,
Покинуть строй однополчан.
* * *
Страна ещё кровоточила,
Война не ведала конца,
Но власть мальчишек поселила
В покоях мирного дворца.
Такая власть тогда рулила,
Что о сиротах не забыла
И государственной рукой
Вернула мирный им покой.
Ещё гремела канонада
В полях далёких и горах,
Ещё в горящих городах
Взрывались бомбы и снаряды,
А этим сиротам войны
Уже учебники нужны.
* * *
Преобразились эти дети,
Пускай, не сразу и не вдруг,
Отмыты, сыты и одеты,
Суворовский усвоив дух.
Они на чёрные шинели
Погоны алые надели,
И форма чистого сукна
На каждом издали видна.
Перепоясаны ремнями,
В фуражках с красною звездой,
Они нашли свой дом родной
Здесь, за парадными дверями.
Под зорким взглядом старшины
За парты сели пацаны.
* * *
Учёба! В ней сокрытый смысл
Детей Советского Союза,
И как по жизни не зовись,
Но если груздь – пожалуй в кузов!
А если ты к тому ж кадет,
Прими Суворова завет
Ты в биографию свою:
«Легко учёному в бою!
А не ученье – это тьма,
Разлад, бессмысленные жертвы,
И как побить врага наверно,
Тебя научит жизнь сама!»
И за Суворова держись –
Учись настойчиво всю жизнь.
* * *
Вот так неспешный мой рассказ
С военным пересёкся детством,
Но расскажу не в этот раз
Я про историю кадетства.
Энциклопедию иную
Я школярам рекомендую,
А для срифмованной строки
Трактат научный не с руки.
Ведь у меня задача проще –
Событий выделить абрис
И уловить судьбы каприз,
Не забывая фактов прочих.
А про «кадетство» с его прошлым
Пусть аспирант напишет дошлый.
* * *
Сей труд забавы ради начат
Для боевых моих друзей,
А если он кого подначит,
Того за … пальцы – и в музей!
Коль ты угрюм и жмот известный,
То, значит, там тебе и место,
А если молод ты душой,
То от меня привет большой!
Не будь ты букой и изгоем
И не ходи до ветра строем,
И не окрашивай газон
Перед приездом ВИП-персон.
Скажу я, Армию любя,
Что сей роман не для тебя.
* * *
Да, юмор – дело не простое,
Лихое, если ты не псих,
Всегда он схватит за живое,
Всегда ударит он под дых.
Есть юмор пошлый, есть площадный,
Есть чуть с душком и беспощадный,
Есть неприступный, как стена,
И есть жестокий, как война.
Но если ценишь ты на деле
Прикол и острое словцо,
Не отворачивай лицо
Тогда от юмора в шинели.
Когда я в Армии смеялся,
То помню – чуть не обос … ся!
* * *
О чувстве юмора в погонах
Я сделал лёгкий экивок,
Но если вы сильны в законах,
Тогда читайте между строк.
Я не навязываю мнений
В строках своих стихотворений,
Я с вами рядышком иду
И дую в старую дуду.
Признался сразу я в начале,
Что рос в команде молодцов,
А на интриги подлецов
Всегда мы шуткой отвечали.
А шутка – это, брат, всегда
Для злопыхателя беда.
* * *
Отвлёкся я, душа блуждает
По перепутьям и мостам,
О чём-то странном вспоминаю,
Куда иду, не знаю сам.
Душа полна воспоминаний,
Изнылось сердце от страданий,
Но, слава Богу, вижу я.
Что рядом верные друзья.
Для вас пишу роман я этот,
О дружбе музы мне поют,
Для вас закончу этот труд
И расскажу в нём о кадетах.
Простите, братцы, ради Бога,
Что наболтал здесь слишком много!
Глава 3
* * *
Почти забылись эти дни –
Свердловск, конец шестидесятых,
В строю товарищи мои,
Не дети, но и не солдаты.
Ещё не знают ноги – руки
Приёмов строевой науки,
Но встали в строй другим на смену
И их заменят равноценно.
Всё впереди – и шаг парадный,
И грудь четвёртого в ряду,
И повороты на ходу,
И медных труб сигнал отрадный.
«Отбой! Отбой!» - звучит в ушах.
С физподготовкой дело швах.
* * *
Конечно, были, кто ловчее,
Кто посильней, кто побыстрей,
И офицеры приглядели
Уже своих «богатырей».
Здесь – СВУ, здесь спорт в почёте,
Хоть в мореманах, хоть в пехоте,
Хоть в ВДВ, хоть в пушкарях,
Хоть за штурвалом в «Мигарях».
И здесь видны уже намёки
Военной будущей судьбы
И спорта важные следы,
Когда учёбы выйдут сроки.
Но рано речь вести об этом –
Пока качайте пресс, кадеты!
* * *
Уносит память в даль годов,
Когда одев впервые форму,
Я был на подвиги готов,
Смерть на войне считая нормой.
Я преисполнен был фантазий,
Попав из грязи прямо в князи,
Ходил, как в трансе, по паркету,
Благодаря судьбу за это.
Как в сказке, в считанные дни
Судьба моя преобразилась,
Явила сказочную милость,
Как на фортуну не взгляни.
Я до сих пор не понимаю,
За что удача мне такая.
* * *
Вот так я с бухты и барахты,
По слову верного дружка,
Встал под святой знамённый бархат,
Хотя и не был сын полка.
Конечно, знал я о героях,
В игре мальчишек мог построить
И о Суворове читал,
Но стать военным не мечтал.
Мне до сих пор не всё понятно
В переплетениях судьбы,
Все её «если» и «кабы»
Теперь осмысливать занятно.
Бывает, сделаешь шажок
И сразу вырос на вершок!
* * *
Мне возразит читатель рьяный,
Страницу комкая рукой,
Что нету сказки без обмана,
Несладок пряник дармовой.
Что как судьбу не называй,
Как на удачу не кивай,
В цене усидчивость и труд,
Они и камень перетрут.
Что роль играет здесь семья
И документы без изъяна,
Что случай мой какой-то странный,
Но возражать не буду я.
Ау, читатель, охолонь,
Ещё попашет старый конь.
* * *
Всё было так. Как на духу
Я вспомню всё, что мне по силам,
А что припомнить не смогу,
Дополню выдумкой красивой.
Ведь эти строки – не отчёт,
Как жизнь кадетская течёт,
Не мемуарный фолиант,
Который пишет дилетант.
Довольно вздохов и сомнений -
Здесь направляет жизнь сама
Полёт свободного ума,
И нет ему ограничений.
А если верить тяжело,
Считай, тебе не повезло!
* * *
Ну, что ж, продолжу я, пока
Читатель опус мой читает,
Пока легко парит рука
И мысль свободная летает.
Конечно, многое ушло,
О многом вспомнить тяжело,
Но жизни лучшие мгновенья
Не поросли травой забвенья.
Пусть наберётся их немного,
Они правдивостью возьмут,
Но прежде, чем продолжить труд,
Присядь пред дальнею дорогой.
И «комп» включай, пиши скорей
И про себя, и про друзей.
* * *
Вступала жизнь в свои права
Под грузом новых впечатлений,
Слегка кружилась голова
От неожиданных сомнений.
Всё было слишком хорошо,
Я здесь изъянов не нашёл,
Жизнь изменилась даже слишком
У деревенского мальчишки.
И даже цепи дисциплины,
Сковав проказливость мою,
В столовой, в классе и в строю
Меня смущали, но не сильно.
На всё я радостно взирал
И, рот открыв, не закрывал.
* * *
Так и ходил с открытым ротом,
Вертя усердно головой,
Топтал асфальт в составе роты
На подготовке строевой.
Пришли подъём и физзарядка,
И наведение порядка
На территории двора,
И для разминки кросс с утра.
И туалет с водой холодной
Для гигиены и красы,
А после глянешь на часы:
Всего лишь семь, а я - голодный!
И тут я вам признаюсь малость -
Не всё в начале получалось,
* * *
Я зубы чистил для блезира,
Я умывался кое-как
И белый подворотничок мундира
Пришить мог наперекосяк.
Был неумел я и неловок,
Кололся остриём иголок
И управлял с большим трудом
Я разогретым утюгом.
Нос утирая кулаком
И ковыряя в зубе пальцем,
Спросонья схожий на китайца,
С утра смотрелся вахлаком.
Не знал я вилки и ножа,
Котлету ложкой в рот ложа.
* * *
А, впрочем, хватит про себя,
Довольно личного почёта,
Себя не очень-то любя,
Я перегнул здесь палку что-то.
Моя задача поскромней –
Писать историю друзей,
Их жизни яркие детали
В повествовании представить.
И мне не нужно оправданья,
Когда я чуть собьюсь с пути,
Мне важно линию найти
И не свернуть с неё случайно.
И за перо, едрёна вошь –
Меня так просто не собьёшь!
* * *
Пошёл отсчёт военной жизни
В пятнадцать лет у пацанов,
Но к описанию коллизий
Я, если честно, не готов.
Что проку каждый день и час
Для вас описывать сейчас?
Не всё я помню, если честно,
Да и читать неинтересно.
Свою задачу понимаю
Не как событий разных нить,
Её мне не изобразить,
Не по плечу мне цель такая.
Куда мне проще в эпизодах
Перу дать полную свободу.
* * *
Остановиться на деталях,
Уже ушедших навсегда,
И упрекнёте вы едва ли
Меня в предвзятости тогда.
Припомнить прозвища и лица,
И чёрный юмор пригодится,
И характерные черты,
И полуночные мечты.
Всё это в общую копилку -
Гитару, пляски на полу
И за шинелями в углу
Портвейна сладкого бутылку.
Всё это было. Как не быть?
И как же это нам забыть?
* * *
Пришли сюда мы с грязных улиц
И под влияньем тёмных сил
Мы пели, как «главврач Маргулис
Нам телевизор запретил».
Конечно, были среди нас
И чады мамины подчас,
И пионэры-активисты,
И скупердяи-эгоисты.
Но долго мы не озирались,
Мы были разные сначала,
Но жизнь нас быстро подравняла,
Мы к другу быстро притирались,
И не одна учёба нас
Воодушевляла каждый час.
* * *
Здесь всё на правду так похоже,
Что даже я поверить рад,
Что деревенский мальчик может
Встать с хулиганом в один ряд.
Мы были разными, конечно,
Но прямодушны и беспечны,
И не испорчены пока,
И свято верили ЦеКа.
А я найду приём удобный,
Как совершал уже не раз,
И изложу про вас рассказ
Рукою твёрдой и свободной
Припомню то, припомню это –
Вот и сказанье о кадетах.
* * *
Вперёд, за рифмами, ура!
Рвану аллюром прямо с места –
Настала славная пора
Писать историю кадетства.
Да, были раньше щелкопёры,
Они пустые разговоры
О главной линии вели
И задурить народ смогли.
Но, как росточек, из-под глыб
К народу правда прорывалась,
И после Съезда доставалось
Нам править новый перегиб.
Бывало скажешь: «Будь готов!»
В ответ услышишь: «Кто таков?»
* * *
Пора уже остановиться,
Чтоб стала истина видна,
И вспоминать родные лица
И дорогие имена.
Довольно общих рассуждений
И малозначащих явлений,
Пустопорожней болтовни,
В которой мелочи одни.
Что ели-пили, как служили,
Чему учились, наконец,
И, унимая стук сердец,
С кем танцы бальные кружили?
Чем для «кадетского» народа
В судьбе остались эти годы?
* * *
Горит звезда воспоминаний,
И дружбы светит маячок,
Она нас в жизни не обманет
И не предаст нас нипочём.
И в этом главное богатство -
Закон Суворовского братства
И вера крепкая в друзей
Из славной юности моей.
Что нам предметы и оценки?
И что наград блестящих ряд?
Превыше всяческих наград
Кадетской дружбы дар бесценный.
И в этом видится итог
Всех наших знаний и тревог.
* * *
Всё остальное – это будни
И обученья суета,
Преувеличивать не будем,
Как жизнь суворовца проста.
Она идёт своим порядком
Поротно в рамках распорядка,
Где от подъёма до отбоя
Передвиженье только строем.
А если вечером прогулка,
То для зардевшихся девчат
И песня может прозвучать
По близлежащим переулкам.
«Алые погоны, чёрная рубашечка –
Соловей, соловей пташечка!»
* * *
Вот, вкратце, общие черты
Богоугодного чертога,
В который вследствие мечты
Вживаться стал я понемногу.
Вначале было всё непросто,
Слова команд звучали жёстко,
И состояла дисциплина
Из тайных слёз наполовину.
Но, долго хныкать не умея,
Мы обретали смысл и средства,
Достойно встать в ряды кадетства
Для нас ближайшей стало целью.
И здесь мне память не соврёт –
Был самым трудным первый год.
Глава 4
* * *
Да, были люди в наше время,
Гранит наук упорно грызли,
В мечту мальчишескую веря,
Шли к ней уверенно по жизни.
Я знал таких. И мне, бывало,
Судьба загадки задавала,
И я ответы находил,
Стараясь из последних сил.
Вот и в училище Свердловском,
Не сразу встал я в колею
И биографию свою
Продолжил замом при Лисовском.
Майор Лисовский был у нас
Отец родной и Божий глас.
* * *
Нас всех в казарме разместили
И разделили по взводам,
С какою меркой подходили,
Наверно, чёрт не знает сам.
Но был какой-то способ верный
У командиров-офицеров,
Они насквозь видали нас,
А глаз у них, как ватерпас.
Для нас осталось страшной тайной,
Как дата страшного Суда,
Что с другом в разные взвода
Внесли нас, в общем-то, случайно.
Я вписан в первый, он в четвёртый,
Эй, офицер, какого чёрта?
* * *
Мой старый друг Ткачёв Валерий –
О нём рассказ я поведу,
Как подарил свою мечту
Он мне, не ведая сомнений.
Уж он-то знал, чего хотел,
Над математикой потел
И над немецким морщил лоб,
Учителей вгоняя в гроб.
Его усилиям тогда
С трудом наука поддавалась,
И тёмным лесом оставалось
Правописанье навсегда.
Я помогал ему, как мог,
А он старался, видит Бог.
* * *
Его два дяди-офицера,
Один – моряк, другой – зенитчик,
Валере действенным примером
Служили в званиях приличных.
Вот он-то знал, о чём мечтать,
Куда поехать и кем стать,
В какие дальние края?
И звал в попутчики меня.
Он книжки нужные читал
И нотной грамотой владел,
А если отдыхал от дел,
То под гитару напевал
Мне о погонах золотых
И о наградах боевых.
* * *
И вот, в учёбе перерыв
И за спиною восьмилетка,
Меня Валера не забыл
И звал в Свердловскую «кадетку».
В моей родне нет офицеров
Для благородного примера,
Но мой отец Войну прошёл
И там три ордена «нашёл».
И я сказал Валере: «Брат,
В вопросе этом правда ваша,
Вот моя белая рубашка -
С утра идём в военкомат!»
С тех пор у нас мечта одна,
Но нам двоим она видна.
* * *
Вот так попал я в СВУ,
Вот так с Сибирью я расстался,
Вот так я другу своему
В долгу пожизненном остался.
Теперь уже не отвертеться –
Погоны мне вручили в детстве,
А с ними новый автомат
И магазины для «маслят»,
Противогаз, штык-нож, лопатку,
Пакет с комплектом химзащиты
И, как дублёнку для элиты,
Шинель, завёрнутую в скатку,
И, для метанья хороши,
Гранат учебных муляжи.
* * *
Вот так ступил на путь военный
Я в СВУ довольно рано,
А рядом был товарищ верный -
Ткачёв Валерий сын Иванов.
Он был в любом надёжен деле -
Мы подрезали с ним шинели,
И никогда не подводил -
Он в «самоход» со мной ходил.
Не знал сомнений и испуга,
И, голосистый с ранних пор,
Всегда помочь готов был другу,
Пел под гитару наш фольклор.
Пусть годы пулями летят –
Благодарю за дружбу, брат!
* * *
Я помню, как у нас в столовой
Оркестр играл с балкона в зале,
И в честь события большого
Нам к чаю булочки давали.
На всех столы накрыты были,
И никого не обделили,
Но подошли не все кадеты
Из увольнения к обеду.
А тут Валерий объявился
И, штук пятнадцать булок этих
Умяв легко минут за десять,
Размеру их чуть подивился.
Таков Сибирский наш едок,
До дней сегодняшних ходок!
* * *
Валерий был и франт, и фат,
За модою кадетской гнался,
Всегда он был обновке рад
И аккуратным оставался.
Он, как жених, был строг и важен,
Всегда начищен и наглажен,
Имел всегда опрятный вид,
Пострижен, вымыт и побрит.
Матросский клёш, шинель до бёдер,
И шапка «домиком» стоит -
Такой ценился внешний вид
Тогда в «суворовском» народе.
И мы кромсали наш наряд,
Как нам традиции велят.
* * *
Могли нас запросто отчислить,
Такая нас ждала беда -
Не допускала даже мысли
О «коллективке» власть тогда.
А мы, как съевши белены,
При свете мертвенном луны,
От глупой смелости балдея,
По яйца резали шинели.
Вот так же мы балдели в ТВОКУ,
Надеясь всё закончить миром,
Но были против командиры -
И вышел тот балдёж нам боком.
Тогда в итоге друг мой лучший
Из ТВОКУ вылетел, как пушка!
Продолжение следует
|
