ПЕРЕД ВЫСТАВКОЙ. ОКРАИНА
Вячеслав Левыкин
Больной, опухший, как при карантине,
рванул окно, ведущее в пустырь.
Кто в доме был, теперь уже в помине,
вот только воздух дик, как резкий нашатырь.
«Приснилось, видно, - он подумал трезво, -
А, может,нет…»
Надел цветной халат.
Как тень деревьев убегает резво.
Наверно, семь.
С той стороны закат
уже поплыл сиренево и густо
под монотонное жужжанье лесопилки.
Нет в доме никого. И в сердце пусто,
как в глиняной разбившейся копилке.
Что натворил он? Что он натворил?
Она уехала, ребёнка увезла.
В углу на кухне два больших узла
белья постельного, - забыл и не сходил
он в прачечную дня тому четыре.
И пусто в холодильнике, поесть
как следует теперь уж не удастся.
Вот банка есть – варенье, ломтик сыра.
На табуретку медленно присесть
и жидкостью тягучей наслаждаться.
«Чёрт знает что! –
воскликнул про себя, -
Скандал затеял – это же ужасно.
А для ребёнка безотцовщина опасна
в такие годы. Выдрать бы себя
ремнём, как в детстве!»
Справа облака
сместились влево. Тоже убегают.
Куда? Зачем? Листва шумит слегка,
и бабочка последняя летает.
Бутылки пустотой своей сверкают
под краном в мойке.
Надо что-то делать.
Напялить джинсы, куртку застегнуть,
пойти на улицу из будки позвонить.
Она чего-то, кажется, хотела –
кольцо иль брошь? Купить.
Вернуть
её и больше не хамить.
Конечно, ей немыслимо так жить…
Картину он ещё не дописал,
она стоит…
Треножник ближе к свету.
А на холсте ещё начало лета,
которое недавно набросал
(на выставку другую отдадим).
Есть седина, а всё неисправим.
Он закурил, к картине подошёл,
мазок поправил и ещё поправил
сирени ветку.
К стенке отошел,
взглянул и снова подошёл.
Правил
решил совсем теперь не соблюдать,
а только так, как хочется, писать.
Уже под утро завалился спать.
1980 г., Москва |
