Обращение к европейцам
Вячеслав Левыкин
1.
Поэт всегда в несправедливость злой,
иначе он поэтом быть не может.
Он должен зло винить перед толпой,
и сам Господь пускай ему поможет.
Когда толпа оплачена людьми,
которые,считаясь в интриганах,
за деньги обвиняют наши дни
то в пандемии,то в обманах.
Ведь каждый цент обязан приносить
стократную прибавку для гешефта
и зараженных в морги уносить,
и пепел разбросать по ветру.
А ветер пепел унесёт в поля,
в сады и виноградники над морем.
Каким Европа захлебнётся горем,
свою изнеженность в потомках не кляня!
Она развратна стала,как Содом.
И вот теперь расплата за пороки,
где лесбос,гомо заползали в дом
и оставались развращать без срока.
Покайтесь,люди!
Как наш патриарх,
иконы чудотворные несите,
где виноградники и где ваш парк
и снова долг семейный берегите.
Тогда Господь от смерти вас спасёт,
убережёт от дьявольских привычек.
Любовь и радость,как всегда войдёт
в сознанье ваше не для злобных стычек.
2.
Помоги Италии, Россия,
как ей помогал наш Ушаков.
Мы от Крыма славу возносили
Черноморских вод и моряков.
Турков бил он в Керченском проливе.
И не раз, а каждый год подряд,
и людей спасал при карантине,
снаряжая в Геную отряд.
Что вы там шумите о свободе,
от чего свобода? От свобод?
Что для вас обычный наш народ,
если деньги ваши в обороте.
Основной доход приносят люди,
залежи таёжные пород,
даже пища, что вам ставят в блюде,-
не к врагам циничный разворот.
3.
Мне жалко непутёвых миланези*,
изнежены на севере страны.
Их опера, классические песни
и Паваротти с арией весны.
Готический собор, опять Ла-Скала,
пассаж для встреч, любовницы в крови.
Зачем миланцев скоро станет мало?
Зачем для них затихнут соловьи?
Ах, боже мой, Ломбардия, откуда
страшны болезни, но страшнее рок?
Коронавирус, это - не простуда!
Он к вам пришёл, ступив на ваш порог.
Теперь пылать печам, где крематорий
и день и ночь работает, как ад.
За что, за что вам умирать в позоре
и на футбольный не спешить парад.
Я вас люблю порою больше Рима,
в вас - суть от обречённости судьбы.
Икона "Купина не опалима"
пусть вас спасёт, отринувши гробы.
* Миланези - так себя называют миланцы
4.
В городе моём родном
умирают люди.
Пандемия за окном,
карантина будни.
Не ходите в ресторан,
молодые девки.
А сидите по дворам
и устройте спевки.
Спойте хором про любовь,
белый парус в море.
Ведь любовь волнует кровь
и встречает зори.
Как там сын и как сестра
и её две дочки?
Здесь у нас уже весна,
распустились почки.
Как сказал наш патриарх:
"Кара всем Господня!"
Неужели "дело швах"
завтра, не сегодня?
Я в Крыму за них боюсь,
за людей московских.
В церкви Богу помолюсь,
сам с "Автозаводской".
Ты держись, моя Москва,
вместе страх не страшен.
А Москва - всем голова
от кремлёвских башен.
5. Памяти однокурсника
сатирика Анатолия Трушкина
Мой друг в Москве скончался от болезни.
Его все знали. Веселил народ.
Боролись медики...Но хоть ты тресни,-
он больше месяца дышал под кислород.
Коварен вирус. Скольких уничтожил.
Мой друг лежал и больше не вставал.
Конечно, скажут, что своё он пожил,
что возраст убивает наповал.
Лишь победивший весело глумится
над смертью и над вирусом самим.
И вместе с ним народ наш веселится.
Теперь никто не посмеётся с ним.
Прощай, мой друг. Не встать. Спи, Толя Трушкин.
Теперь другие нас повеселят.
Смешны твои рассказы, как частушки.
Тебя другие вряд ли повторят!
Он был, как Зощенко, рождён для прозы.
И проза с ним дружила, как могла.
Легко писалось в зимние морозы,
и вьюга тоже за руку вела.
Литинститут и мы тобой гордились,
друзьям шептали: "Однокурсник наш..."
Когда б года школярства возвратились,
тогда б от страха нас не бил мандраж!
6.
Среди могил уже забытых
брожу весенним тёплым днём.
Крапивой и плющом увиты,
на горном кладбище одном.
Вот наш удел в конце тревожном
среди болезней и утрат.
Нет истины здесь непреложной,
будь нищим ты или богат.
Всем успокоиться придётся
и быть забытыми роднёй,
где траур вдовий обернётся
простой наследственной вознёй.
Все наши добрые порывы
лишь добавляют боль проблем.
Ты умер, а они все живы
и обладать желают всем.
А ты лежи в густой крапиве
и наслаждайся тишиной.
Любой мертвец уже счастливый!
И пусть мир рухнет над тобой.
7.
Зима закончилась, весна и карантин.
Вода холодная, но реки рыб ласкают
и размножаться их малькам предполагают
на фоне долго плавающих льдин.
И мне быстрей бежать куда-нибудь на юг,
к просторам моря и к прибрежным рядом скалам.
Кадрить, подросших, чудных за зиму подруг,
учить их чувствам или ласкам небывалым.
Они хотят сейчас всё сразу получить,
а мне их лаской довести до нервной дрожи,
когда мурашки бегают, как зов, по коже,
а значит страсти вас же сможет поучить.
И в этом жизнь сама и пыл её весны,
когда от похоти рассветы розовеют,
вплетаясь в запахи, вползая в ваши сны,
и даже кончики всех пальцев вдруг немеют.
8.
Через много лет о нашем времени
скажут:-Победили смерть и страх.-
Мы во всём писали с вдохновением
о измотанных болезнями врачах.
Мы твердили - карантинами домашними
человек избавится от бед.
Чтоб кормиться,наш крестьянин с пашнями
заставал свой розовый рассвет.
И пахал и сеял рожь с пшеницею.
Чтоб картофель бабам посадить,
а не итальянкам с их под кофе пиццею,
в огороды до рассвета выходить.
И тогда мне кто-то на компьютере
выдаст про банальные слова.
Мне плевать,умчусь на скутере,
где Оби заждались острова.
9.
"Не мечите бисер перед свиньями"-
кто сказал? Не помню. Повторю.
Наконец весна приходит с ливнями,
скоро встретим раннюю зарю.
Мы вам медприборы за лекарствами,
вы же нам все санкции вражды.
В жёлтой прессе злоба с окаянствами
и ухмылки службы сатаны.
В этом превосходство демократии?
Да пошла она, как говорят, туда-сюда.
Где она элита технократии?
Бункер, страх, пустые города.
Как же клан Рокфеллеров удачливых,
их потомков? Где они? Бегут.
Остаются мажордомы с прачками,
кто нажитое веками берегут.
Что ж, техасцы, продолжайте снобами,
как ковбои, дальше умирать.
А от грабежей, стекляшек с пробами
вновь оружие от негров покупать.
Ваша жизнь такая безысходная,
что ругать, пожалуй, мсрамный стыд.
То ли дело кровь низкопородная
выживать поможет, кто бандит.
10.
Положи мне ладан в изголовье,
пусть он вирус изгоняет прочь.
Православной вере он в подспорье,
на дворе глухая снова ночь.
Лишь звезда Полярная над миром
одиноко светит огоньком.
Пусто стало ночью по квартирам,
отвезли соседей в странный дом.
Скорые врачей неслись с сиреной,
разгоняя толпы и зевак.
Лёгкие больных, её системы,
вирусы сжирают, как пустяк.
Расступитесь, люди, расступитесь,
пусть промчится скорая быстрей.
Отравители, когда вы повинитесь?
Калифорния больных людей.
Вы создали вирус, чтобы нефтью
в Мексике не пахло никогда.
"Синтия"** сожрала нефть за верфью,
стала чистой жирная вода.
Премию в Стокгольме получали
авторы открытия веков.
Только антивирус не создали,
и теперь он жрёт своих врагов.
Человек с белком уже родился,
вирусу белок - ориентир.
С лёгкими родился, пригодился,
чтоб отправиться в загробный мир.
**"Синтия", так был назван американским
учёным вирус, созданный для пожирания
нефти после катастрофы в Мексиканском
заливе. За это открытие автор получил
Нобелевскую премию. Теперь "Синтия"
пожирает человечество.
11.
Поэт всегда обязан власти
указывать её порок,
тогда всемирные напасти
не явятся к нам на порог.
А поголовные болезни,
как достижения убийц,
их вирус тайны кровопийц
все страны одолеют вместе.
Поэт найдёт другую почву
проблемным горестям людей.
Ему не спать ни звёздной ночью,
ни в ночь нагрянувших дождей.
Награда это и проклятье,
таким рождён, таким умрёт.
А музы нежное объятье
опять стихи ему поёт.
Он подчинён её законам,
её нахлынувшей любви.
Так пишет он, порой со стоном,
все откровения свои.
12.
Тень Сталина, давай поговорим.
Единовластие не восстановим,
но с нашей совестью осуществим,
что от распада Запад остановит.
Они пустили вирус в обиход
и сами от него же умирают,
ведь у природы свой круговорот,
о чём развратный мозг не понимает.
Скупают за купюры тяжкий труд
любой страны с огромным населеньем.
Они любого другом назовут,
дабы поставить тут же на колени.
А что купюры?-лишь печать бумаг,
запасам мировым не равноценна.
Но даже за бумагу столько драк,
с ума сойдут от золотого цента.
Кто нам вернёт достоинство любви?
Достала развращённая элита,
что обезумев с похотью в крови,
давно полами в сексе перевита.
Нам нужен вождь, а может быть монарх,
чтоб мир безумный уберечь от краха.
Когда их вирус выращен для страха,
то вслед приходит настоящий страх.
Как не бояться, если смерть вокруг,
когда идущий падает, как мёртвый.
И даже ночью будит всех испуг -
коронавирус в небе распростёртый.
Валькирии? Безумств идейных взлёт?
Испуг везде, что слева и что справа.
Иосиф Джугашвили, что твой гнёт,
когда идёт всемирная расправа.
Ещё раз повторяю: нужен вождь!
Когда ООН безмолвствует,- есть дьявол!
Пусть всеми нами кто-то мудро правит,
от страха чтобы нас не била дрожь.
13.
Как пахнет густая сирень,
как будто ты к раю идёшь
и в майский не солнечный день
бессмертие вдруг обретёшь.
И сколько улыбок вокруг,
и сколько так просто друзей,
что ты улыбаешься вдруг
из странного царства теней.
Мелькнет Беатриче лицо
и Данте неистовый взгляд.
А вот твоей дачи крыльцо,
к нему не вернуться назад.
Где жил, всё, конечно, не так,
как память хранит о былом.
Здесь призраки бродят и страх
кричит о коварстве земном.
Вокруг о вакцине кричат,
о вирусе, что за окном.
Сиренью не дышат, дрожат
с заклеенным маскою ртом.
Надолго такое пришло?
И сколько погибнет людей?
Такое ведь было, прошло,
и ты среди них и теней.
И вот Беатриче поёт,
а Данте молчит с давних пор,
где розовый ангел зовёт
с альпийских лужаек и гор.
В трубу он день ссудный трубит,
то молнии вспыхнут, то гром.
"Покайтесь!" - над миром кричит
над тем деревянным крестом.
Опять ты проснёшься в поту,
таращишь глаза на рассвет
и думаешь: "Сколько же лет
стоять на Голгофе кресту?"
14.
Месяц по небу крадётся
звёзды воровать.
Девка парню отдаётся,
вместе умирать.
Ты, китайская зараза,
бедных отпусти.
Дай-то бог не сглазить,
им детей растить.
Пусть, как вырастут, узнают,
что отец и мать
зовом сердца понимают:
ей детей рожать.
А ему работать долго,
чтобы им расти.
Пожалей, зараза, только,
не губи, прости.
Сын их вырастет, как папа.
Девочка, как мать.
Он полюбит тоже шляпу,
а она кровать.
Будет жёнам отдаваться,
а она мужьям...
В поколеньях продолжаться,
жить желая нам.
Месяц по небу крадётся,
ищет, где звезда.
- Смерти, кто там поддаётся?! -
прокричи, страна.
15.
Жасмина сад перед окном
и тонкий запах шлейфом в доме.
Куда, скажи, мы вновь пойдём?
Наш мир застыл вдруг на балконе.
Весь мир попал на карантин,
цветы срывать теперь в запрете.
Летит к чертям мечта о лете,
мы к пляжу моря не летим.
Без нас заснул аэропорт,
мост Крымский одичал без "тачек".
Кричи, где спальня, псу:"Апорт!"
И ипподром уснул без скачек.
За что нам кара недр небес?
За извращенность и беспечность?
За то, что нас смущает бес,
что человек почти, как вечность?
Самонадеянность всегда
карается законом неба,
ведь думаем: всё ерунда,
нам прихоть только на потребу.
Так хочется напиться всласть
и у реки шашлык зажарить,
девицу на ночь в дом украсть
и на гитаре песни шпарить.
Гусаром быть, а не козлом,
привязанным к колу на привязь.
Гори вся жизнь сплошным огнём!
Откуда всё для нас случилось?
Желать того, что сам Господь
порою вовсе не желает -
бредовый грех.
Сожми в щепоть
свои три пальца в смысл креста
икона в церкви призывает
и поклонись, как раб, иконе.
Не забывай, что смерть Христа,
как приговор в мирском законе.
Вдыхай жасмин, как белый снег.
С балкона сад, как штиль у моря.
Приостановлен жизни бег.
Так разве для народов горе?
Вот умирают старики
и дети тоже умирают.
Пора замаливать грехи,
нас за разврат с небес карают.
16.
О чём писать, когда всё надоело.
На улицу не выйти, карантин.
Менты, в авто катаясь, то и дело
орут в кричалки:"По домам сидим!"
Режим, конечно, право полицейский,
но так и надо. К морю убежим
купаться, загорать, где голос детский
кричит от счастья. Мы лежим, молчим.
Купаться холодно, год високосный.
Но поваляться, гальку помочить
вся радость после жизни постной,
пивком, наверно, горло промочить.
Под солнцем засыпаем, провалившись
в дремучие ведения шарад,
как будто медовухи вдруг напившись.
А Путин отменил побед парад.
Парад?- бог с ним, одни лишь траты.
Но шествие "Бессмертного полка"
спокойно перевесит все затраты.
Пускай течёт народная река!
Как надоело под присмотром власти
торчать в домах, притихших от жары.
Откуда в странах с космоса напасти
и нам торчать в домах до чьей поры?
Какой поры?- когда поумирает
ненужный люд Создателю миров.
Оттуда о грехах напоминают,
о ссудном дне кричат со всех концов.
Не лезли чтобы в тайны мирозданья,
не нарушали космоса покой,
ведь человек для неба наказанье,
он уничтожит всё, что за спиной.
И вот расплата, мы дрожим от страха.
В церквях иконы, шёпот прихожан.
Чума иль тиф? С кровавой пеной плаха
и лишь глаза безумных парижан.
Тифозный мрак, чума... Прости, Европа!
Был врач, как бог, теперь стал еретик.
Где папа Римский? - смрадный шёпот
испанских инквизиций злобный рык.
Проснувшись, замечаем, что народа
убавилось. Кричалки, рупора.
А солнце покатилось небосводом
до причитаний новых, до утра.
- Пойдём, подруга... Хватит, не купаясь,
на гальке греться, ноги полоскать.-
Как возмущён я и совсем не каюсь,
что либералам стоит потакать.
17.
Главное, конечно, жизнь прожить,
умереть не молодым, а старым.
Мнением всех близких дорожить
при болезни сроду небывалой.
Кто-то шёл... Упал вдруг, умирал.
Кто-то задыхался, как от газа.
Ну а я, как все, не понимал:
к нам откуда забралась зараза?
Космос? Мышь летучая? Грехи?
Или экология заводов?
Но от страха пишутся стихи,
дома отсидеться стало модой.
Дети народятся, как грибы,
в этом хоть от вируса награда.
Будет шведка*** по миру трубить:
"Не видать Москве теперь парада!"
И права ведь, надо отложить.
В Англию и Штаты жизнь вернётся.
Как нам без союзников допить
тот стакан, что в Эльбу не прольётся?
Грянем дружно: "Гитлеру капут!"
По английски грянем и на русском
и обнимемся, и все поймут
не убить нас салдафонам прусским.
***шведка - имеется ввиду девушка
Гретта Тумберг
18.
Я одного боюсь на белом свете
вдруг замолчать и больше не писать.
За всю страну не быть теперь в ответе,
о близких и о дальних не страдать.
Мне их печаль и вся несправедливость
по жизни их опять тревожит сон.
Везде одна тлетворная болтливость
лишь о деньгах и кто кем побеждён.
Зачем грозятся атомной угрозой,
сверхзвуковою силой в небесах?
Весною каждой пусть грохочут грозы,
а после птичьи голоса в лесах.
Пусть радуга почти на четверть неба
мост перекинет из конца в конец,
а человечество заботится о хлебе,
но не том, кто горд, что он подлец.
Ведь жизнь такая, что убей другого,
иначе станешь бедным и больным,
где нет на свете ничего святого,
а есть одни пожары или дым.
Разливы рек, сплошные пандемии
ещё не подвели нас к той черте,
где мы руками жадными своими
грозим земле исчезнуть, как во сне.
Каких миров загадочные звуки
мерещатся поэтам иногда?
Как будто к нам стремится песнь разлуки
не быть врагом друг другу никогда.
Весной всегда должны цветы из вазы
смотреть на нас и радовать глаза,
чтоб не висел над нами дух заразы
и не смыкал наш гнев или уста.
19.
Давно известно, что нельзя писать,
имея дар предчувствия событий,
а то затем придётся отвечать
от страха быстротечности развитий.
О чём же думал бедный стихоплёт,
когда кричал, что ждёт землетрясенье
и мол такое вдруг произойдёт,
что долго будут помнить поколенья.
Да ни о чём, как птица, щебетал,
краснел, бледнел и падал на колени
у образа Спасителя. Орал,
грозил перстом на крест и рвался к пенью.
Придурок в общем, дьявольский посыл.
А что ещё нам ждать от стихоплёта?
У каждого в стране своя работа,
у стихоплёта, если удивил.
Такого бы в дурдом нам запереть,
пускай там потешает медсестричек,
крушенье предрекая электричек,
ему бы в форточку весной свистеть.
Себя он именует граф Ну-ну,
а персонал - "Мои святые дети"
и тут же тырит из халата хну,
он бороду на рыжую расцветит.
Когда помрёт, дурдом пойдёт ко дну.
Его закроют и откроют для другого -
коронавирус. Стихоплёта на луну
послал Господь, как ангела блатного.
Так что ж, поэты, о цветах в саду
пишите медсестричкам и врачихам.
Ведь кто-то же накликал вдруг беду,
такую дрянь, такое в мире лихо.
20.
Прохладные ночи и жаркие дни,
а с ранней зари и купание в море.
Любой загранице наш отдых сродни,
и горы, и парки с дворцами во взоре.
Зачем Барселоны приморская гладь?
От дикой природы нам больше ведь толку,
а значит полнее стихами тетрадь,
где птицы опять свиристят без умолку.
И яхты, и визги шальной детворы,
где крабы под камни попрятались спешно.
Но если гроза налетает поспешно,
то это, как дар, и восторг от жары.
Цветет лавро-вишня и запах пыльцы
тончайше витает по скверам и паркам.
Июль в середине, и чайки-гонцы
без рыбы тоскуют, как пьяный без чарки.
Крутись, колесо, нашей жизни шальной.
Страна, отдыхай, после всех посиделок.
Когда ещё будет подарок такой,
ведь путь до Босфора по морю не мелок.
От Чёрного моря есть путь к небесам,
взлетай на плато на канатной дороге,
ведь Крым сотворили для русского Боги,
его приравнявши к семи чудесам.
Еще есть Ботсад и каньон на плато,
эмира дворец и Ливадии роскошь
без питерской знатности.
Слава в простом -
ливанские кедры, как высшая должность.
2020 год, г.Ялта
|
