Мы жили в два серпа — жары и холода,
Которые смотрели из небес.
Один был серп земли, который с молотом,
Другой — луны, меж звёздами и без.
Серпы всегда страшны: не терпят лишнего,
Всё резали и режут без конца.
Но лунный серп — от имени Всевышнего,
А наш — в руках жестокого жреца.
Во имя света общего народного
Трудился жрец, во власти тёмных сил.
И резал, словно тело инородное,
Народ — народу в жертву приносил.
Хотел быть богом жрец, кроил, выкашивал
Любил простор — костями засевал.
Пока его свет лунного, не нашего
Серпа к себе однажды не призвал.
И вот — одни лишь всходы запустения
В стране, в душе, и некому их сжать.
И как идея, призрак бродит, тень его,
Усатого, с большим серпом ножа.
|