Конечно сэр, всё будет в лучшем виде,
Вы повстречали именно того.
Кто знает толк и в кухне и в трактире,
И у кого прекрасное вино.
Вам, как и мне, удача улыбнулась,
Хоть я надежду потерял давно.
А может совесть у неё проснулась,
А может в голову ударило вино.
Мне по большому, это безразлично,
Какой у звёзд сложился там расклад.
И пусть звенят монеты не прилично,
Я слышать этот звон безумно рад.
Итак, прошу, мой странный добродетель,
В дорогу, что ведёт нас в никуда.
Туда, где на дверях нет даже петель,
И ждущих нет отправиться туда.
Ну, вот и всё, прощай сиянье балов,
Интимный свет торшеров казино.
Блеск в перстнях изумрудов и опалов,
Когда ложатся карты на сукно.
Движенье ручки, шаг, уют салона,
Всё прежнее осталось позади.
Лишь тонкая полоска Рубикона,
Да долгая дорога впереди.
Теплом дыхнуло сердце экипажа,
В себя вбирая нового жильца.
Сомкнула шторки преданная стража,
По замыслу Великого Творца.
О, как приятно всё же окунуться,
И ощутить на пальцах жизни пульс.
Куда уже, нам не дано вернуться,
И только я отчаянно стремлюсь.
Устроившись удобно на диване,
Джон с интересом осмотрел салон.
Всё говорило , что немного ране,
Сиим предметом властвовал барон.
В массивных с позолотой кандилябрах,
Горели мягко свечи по углам.
Невольно заставляя Джона думать,
Что он попал случайно в некий храм.
Тяжёлый бархат плотных занавесок,
Скрывал уютный, маленький мирок.
А стены укрошали гобелены,
И вензелями выбитыми шёлк.
Джон удивился качеству вагона,
Да, что там, был приятно поражён.
Изящный столик в образе дракона,
Витиеватой цепью обрамлён.
Ещё дышало всё былым богатством,
И сохранило лоск прошедших лет.
Но меркло с неизменным постоянством,
И прятался за сумраком рассвет.
Конечно, время выгрызет обшивку,
И климат окончательно добьёт.
А гниль у досок сточет сердцевину,
И некогда добротное умрёт.
Гнилое днище и борта в заплатах,
Всё это ожидает впереди.
А ржавчина проест кареты латы,
В салоне загуляют сквозняки.
Но Джонатану это безразлично,
Вернее даже просто всё равно.
Так пусть стучат колеса неприлично,
Пока бутылка не покажет дно.
Ром проскользнул по горлышку бутылки,
Обжёг ему сухим огнём гортань.
И снова замелькали переулки,
И между ними исчезала грань.
Всё отдаленней становился грохот,
Всё тише становился стук колёс.
Уже не резал слух кошмарный хохот,
И на душе не выл сомнений пёс.
Приятная сонливая истома,
Тянула юношу упорно за рукав.
И брезжили в глазах картинки дома,
Где был не видим предстоящий крах.
Счастливое и радостное детство,
Весёлый ритм каледоскопа дней.
Хотелось бы найти такое средство,
Чтоб вновь туда вернуться поскорей.
Мелькали позабытые фрагменты ,
Обрывки и кусочки разных лет.
Пленяли остротой своей моменты,
И чувства будоражил счастья свет.
Джон встрепенулся от прикосновенья,
Как жаль, что это был лишь только сон.
Исчезли мимолётные виденья,
Подобно листьям с обнажённых крон.
Пред ним склонился давешний извозчик,
Треся заиндевевшей бородой.
Указывая на журнальный столик,
Уставленный корзинами с едой.
Приятный дух хорошего застолья,
Дразнил и будоражил аппетит.
Он обещал душевного раздолья,
Тем в ком душа, отчаянно болит.
Ну, что ж мой друг, продолжи коли начал,
Я вижу ты в таких делах мастак.
Меня ты удивил и озадачил,
Хоть с виду показался и простак.
И коль твоё здоровье позволяет,
А нравственность твоя не запретит.
Пускай душа сегодня загуляет,
А ром с вином сердечко веселит.
Как никогда мне собеседник нужен,
Но чтобы был смекалистый в делах.
Чтоб жизнью был заточен и залужен,
Чтоб расторопным был не на словах.
|
