Я смо́лоду не шастала по барам, —
ходила с группой в туристический поход.
Костёр, романтика... рулады под гитару...
наваристый, с дымком, супец из шпрот...
Все восторгались парнем-гитаристом!
И с восхищением деви́ческие взгляды
вились над менестре́лем голосистым, –
полифоническими переборами с вибрато.
Вокальные концерты были в тренде,
а бой с глушением необычайно льстил, –
наш Мишка Полевой был асом бэ́ндов,
любой аккорд из воздуха ловил!
Как вихрь неслись студенческие годы
лихим мейнстримом Мишки Полевого,
с тех пор забылись песни и походы, –
другой мотив в регистрах городского…
Фламенко в лидерах и фингерстайл,
у Энди Макки́ перкуссивный Drifting,
под Эрика Монгрейна предаюсь мечтам, –
ни в коем разе не случая их в конфликте.
И вот однажды… не предчувствуя беды,
улитка уха уловила флажоле́ты, —
припомнились проделки дней младых
и завлекательные юности сюжеты…
Как он играл! Великолепно! Виртуозно!
Любой шедевр он мог себе позволить.
А как гитарой управлял он грациозно —
кругами кварто-кви́нтовыми и бемолем!
К нему я подошла, хладея в теле:
«Маэстро, заклинаю, научите! –
мольбою мои глазоньки блестели, –
Вы — эталон игры и просветитель!»
И сардонически Маэстро мне ответил:
«Уму то разуму вас поучить — не грех.
Приёмам звукоизвлечения просве́тим.
А не научишься — линчую «под орех!»
Я стала струны рвать под метроном, –
терзала тактом, и лега́то, и глисса́ндо
и зажимала я баррэ́ таким бревном,
что все облезлые коты порвали гланды...
Не удалось сыграть ни бой, ни перебор,
и, видимо, не поливать мне соло сви́пом, –
ночами плакала, предчувствуя позор,
а кот Савелий голосил на эти всхлипы…
Рвала я пальцы в кровь, сдирала кожу —
моторным стимулом являлся не успех,
а гнев Маэстро допекал... о, правый Боже,
меня подстёгивал «чудовищный орех»!
Мы все — заложники невидимых желаний.
Пусть кто-то скажет: «Скучная банальность.
Изранилась премудростью скитаний, –
причина субъективна — музыкальность…»
Под впечатлением сомнительного лоска
я не в ту дверь бессмысленно стучусь, –
наглядный опыт вряд ли будет плоским,
по легковерности на ссадинах учусь.
Упрямство впрок! И не садня́т мозоли.
Есть антидот от стресса «артефакта», –
мне мой Учитель оплатил гастроли.
Ему «вива́т!» за сингулярность факта.
Послесловие:
Нина Дорда— Ходит песенка по кругу (1967 год)
Владимир Баграмов. ГонителямБродского
Боюсь писак, что у́держу не знают и в мир стихов приходят налегке: какие страсти горло раздирают, какая боль полощется в виске, – и свет не мил, тоской бледнеют лица, к другому в стойло улетел Пегас, а это значит — сволота амбиций не даст покоя, воздуха не даст. Свои стихи и «ляпы» не тревожат, на неудачи есть всегда ответ, что этот мир без подлости не может, насквозь прогнил, таланту места нет…. Прекрасен мир в словесном оперенье, не все достойны звания — поэт, раз не́ дал Бог таланта озаренья, банальны рифмы и тупой сюжет, так не пиши, пусть слово отдыхает, и не корми крылатого коня, – боюсь писак, что у́держу не знают, и рвутся к славе, виршами звеня. Ну, почему другой иначе слышит, проходит мимо зависти плевков? А пишет он легко, как будто, дышит, и дышит так, что пишется легко.
