В городке печёт безбожно.
Стонешь, покидая ад
по рябому бездорожью,
гравий превращая в град,
мыслью вызывая бурю -
мне бы плыть, а не трястись,
чтобы быть хотя б к полудню
там, где скрещены пути,
где в тени родного сада
флоксы облетает шмель,
где под тёсаной оградой
мальвы млеют в сонный день.
Там гамак меж старых яблонь
чуть касается травы,
и уже не плотоядно
виснут в зное комары.
На столе, любовно сбитом
из обструганных досок,
вишня в блюде колоритном,
запенившийся квасок
только поднят из колодца:
плачет в инее бутыль.
За селом заходит солнце,
слышится: "И ты остынь."
Мне б и впрямь остынуть малость:
тело - из осиных гнёзд -
разморилось, растрепалось
в сонме голубых стрекоз.
Скоро загрохочут ливни.
Затуманит райский сад.
Треснет яблоневый бивень.
Пообтреплет виноград.
Гладиолус брызнет кровью
на белейший гиацинт.
Шквал перемешает роли:
драм-театр, он же цирк.
Словно в озере кувшинки,
в лужах жёлтая пыльца.
И душа вдруг даст слабинку
у промокшего крыльца. |
