Жестокая,ты смеешь утверждать,
Что я в любви к тебе не слишком страстен?
Ведь я готов и сам себя предать,
Коль это посчитаешь ты за счастье!
Не я ли для тебя своих друзей
Готов забыть, коль ты им не по нраву?
Унизь меня, испепели, осмей,
Но не лишай прекрасных глаз отравы.
Пороками твоими взятый в плен,
Я отрекаюсь от достоинств мнимых.
Презренный раб я у твоих колен,
Мечтаю быть тобой одной любимым.
Но нет, твоей любви не надо мне.
Ты любишь зрячих, я же слеп вдвойне!
Canst thou, О cruel, say I love thee not,
When I against myself with thee partake?
Do I not think on thee, when I forgot
Am of myself, all tyrant for thy sake?
Who hateth thee that I do call my friend?
On whom frown'st thou that I do fawn Upon?
Nay, if thou lour'st on me, do I not spend
Revenge upon myself with present moan?
What merit do I in myself respect
That is so proud thy service to despise,
When all my best doth worship thy defect,
Commanded by the motion of thine eyes?
But, love, hate on, for now I know thy mind:
Those that can see thou lov'st, and I am blind.
Можешь ли ты, о жестокая, сказать, что я тебя не люблю,
когда я против себя держу твою сторону?
Разве я не думаю о тебе, когда забываю
о себе, _становясь_ полным тираном _по отношению_ к _себе_ ради
тебя?
Кого из тех, кто ненавидит тебя, я называю своим другом?
К кому из тех, кого ты не одобряешь, я подлизываюсь?
Мало того, если ты смотришь на меня хмуро, разве я не
наказываю себя немедленно страданием?
Какое достоинство я в себе почитаю,
чтобы, возгордившись, презреть службу тебе,
когда все лучшее во мне преклоняется перед твоими
недостатками,
послушно движению твоих глаз?
Однако, любовь _моя_, питай и дальше ко мне отвращение,
так как теперь я знаю твой характер:
ты любишь тех, кто видит тебя, а я слеп. |