Ни крест нас не спасёт, ни колдовство от той судьбы, которая досталась.
Настанет день, к виску приставит ствол палач НКВД земного – старость.
Движеньем отработанным курок взведёт, цинично с психикой играя.
Мы все – ЗК, мы отбываем срок, чтоб выйти по амнистии от Рая.
Теория солидна, видит Бог. Но, как по мне, опять накинут лассо
и лишь переведут в другой острог – почище, посветлей, повыше классом.
Небесного правопорядка страж, блюститель правил божиих крылатый
с улыбкой молвит «Всё, теперь ты наш…» Толкнёт к своим: «Прессуй его, ребята…»
Вердикт «нельзя» ударит по рукам. Стегнут, как лошадь: «Но! Пошла, зараза!»
Прижмут статьями божьего УК, придавят толкованием «обязан».
Псалом, молитва, воздержанье, пост. Богослуженье в памятные даты.
Да нет, ребята, Рай не так уж прост. Двусмыслен, как тюремный соглядатай.
Живёшь почти безгрешно, чтоб в конце, когда в погост уткнётся дней дорога,
лабать на арфе где-то там, во облацех, и глотку драть, как в марте кот, пиаря Бога
да перепеть стараясь сдуру соловья. Сдаётся мне, ни много и ни мало
наиглавнейший сам, Верховный судия, умом бы тронулся от этого хорала.
А старость – вон она, стоит в дверях и тычет пальцем в кнопку домофона,
нерасторопность еле слышно матеря, держа подмышкой томик божиих законов.
И требует, чтоб бросил всё к ногам, обутым наспех в стоптанные тапки.
А я всё тот же дерзкий хулиган и, пусть от взгляда этой стервы зябко,
что бьёт подвальной сырости озноб на пике обжигающего лета –
я мажу, как ЗК, зелёнкой лоб , по – волчьи скалясь в дуло пистолета.
Мне ад не по нутру. «Не в жилу» рай с его учтивым этикетом постным.
Чего ж ты медлишь, старая? Стреляй. Насчёт прописки – разберёмся после. |
