Всё начиналось шибко хорошо: ноябрь не стучал дождём в оконце,
покой всецело властвовал душой. Не жизнь, а рай под патронажем солнца.
Такой задел для радости с утра. А счастья градус – до гусиной кожи.
И ты сказала: «Не пойти ли в храм? Не причаститься ль тихим словом Божьим?»
Окончен шабаш. Спрятана метла. У ведьм антракт. Луна в начальной фазе.
Взяла под локоть и… И повлекла… «- Родная, я не должен…» «- Ты обязан!»
Замучила мирская суета. Прощение. Что может быть дороже?
Храм отворил массивные врата молитвы возжелавшим чадам божьим.
Пахнуло едко ладаном в лицо, а мы притихли – набожны и кротки
в преддверье встречи со святым отцом, чьё слово в разум бьёт похлеще водки.
И он явился, не заставив ждать. Уверенный в себе, как альфа прайда.
Ну, кто мог знать, что попадёт вожжа и всё пойдёт совсем не так, как надо?
Читал псалтырь пред взорами икон, заваливал контентом всепрощенья.
Окончил и, торжественный, как слон, излил на паству дождь нравоучений.
О том, что, правит бесовская власть – дурна, сребролюбива и греховна.
И что ни карта, то совсем не в масть. Что шулеры вокруг: все, поголовно.
Некстати в дебри медицины влез: инфаркт, инсульт... Мол, всё даётся свыше.
Я слушал его личный анамнез. Сочувствовал мирянам приунывшим.
Сквозь купол пробивалась неба даль, сочась лазурью, светом и покоем.
Курился ладан. Назревал шкандаль. Сгущалась в полдень тьма над головою.
В сознанье зрел протест. Попа несло. Он был, как ангел, свят… как бес неистов…
А я б сейчас, без всяких лишних слов, отдал бы голос свой за коммунистов.
Звеня цепями каторжных оков, вмешалась в мыслей ход мадам Свобода:
«Вас, как котят топить бы, дураков…» Но, люб церковный «опиум» народу… |