Её пугает зеркальность снов:
обрывки памяти...
(к чёрту их)
не разобраться с комком узлов,
связавших крепко не тех двоих:
связавших туго его не с той –
не с ней.
А думалось-то...
(балда)
она ругает себя за то.
В каких немыслимых городах
умеют в такт отбивать слова,
внутри которых живая боль?
Она ложится примерно в два.
И говорит... говорит с собой:
когда даётся последний шанс
(а вдруг сегодня?) –
пора давно.
Он с той, другой – на ночной сеанс.
Она встаёт и идёт в кино.
Садится рядом – им дела нет.
Кладёт ладонь на его бедро.
Он улыбается.
Гаснет свет:
его любимый актёр – Бодров,
пропавший без вести.
Для неё –
момент проститься.
Но есть протест.
Он шепчет той о любви...
(враньё)
Перед экраном так много мест:
пустых, холодных.
Унять бы дрожь.
К груди прижаться, сопеть в плечо.
Его слова:
если ты уйдёшь,
не обвиню никогда ни в чём.
Смеются.
Душно. Противно. И...
Она хранила бы.
Он не смог.
Домой.
Унылые фонари.
А где-то выше, конечно, Бог.
В квартире сыро, нехорошо.
ВКонтакте:
вот он – такой смешной,
с другой целуется...
(фотошоп)
Она не помнит, как быть должно.
Листает ленту – слова... слова.
Покойся с миром.
Скорбим.
Друзья.
Она поймёт, может быть, сама.
Но так нельзя ведь.
Ведь так нельзя –
когда теряешь себя внутри
зеркальной комнаты.
Телефон...
оповещение –
(не бери)
один пропущенный в полночь.
Он.
|
