Спасение

Городской пляж - не Канары вам, не Мальта,
но лукаво, хулигански, с огоньком
улыбается бетону и асфальту
привезённым, не бог весть каким песком.

С пацанами топлес галсами красиво
дефилируем, чтоб тёть не зацепить.
Взяли на троих с собой... кхе... литров пива,
ну, и водки - чтоб чем пиво закусить.

Сполоснули день рождения вчерашний
тихо, чинно, чтоб не супился народ.
Сорок градусов в артериях мчит в башню
и снаружи столько ж лысину печёт.

От лучей и от спиртного багровея,
слыша "хенде хох" морзянкою в виски,
я, с разбега, с криком: "Мать моя - Рассея!",
прыгнул в муть неосвежающей реки.

... Небо в кляксах, ивы в ацетатных платьях,
прель у дна - иконостасом в образах...
То ли от температур, то ли от счастья
мир стал меркнуть и потух в моих глазах.

Я увидел, как с меня снимают мерки,
позже в тесном пиджаке уже несут...
Я тону. А на песке Санёк с Валеркой
за моё здоровье дружно водку пьют.

Говорят, что жить прикольнее с друзьями.
Вот тонуть с друзьями рядом - не вполне!
Тут одна в бикини острыми ногтями,
как клыками впИлась больно в ухо мне.

Уж сильна! Ловка, проворна, как три кошки.
Тянет к свету. Тут попробуй утонуть!
Ух - скажу вам, братцы - это были ножки!
И ещё три раза "Ух!" - какая грудь!

Здесь бы мёртвый даже скрыть не смог желанья.
И в груди, и в плавках всё зажглось огнём.
Жаль, что был я малость не в своём сознаньи,
к сожалению проспав "рот-в-рот" приём.

Кляксы в небе, ацетатные ив платья,
рожи пьяных друганов, песок и зной -
всё вернулось, даже ощущенье счастья...
И глазища с изумрудной глубиной!

Воду сплёвывая, я невнятно охал,
флягу рвал Есенин бредом про любовь.
... Губы спелые, прилипший к скуле локон,
строгий взгляд, надменно вздёрнутая бровь.

Игнорируя восторженные стоны,
эхом схваченные за рекой в лесу,
облачившись в чёрный саван с капюшоном
и взяв острую, блестящую косу,

фея галочку поставила в тетради,
а затем всё ж улыбнулась, верь не верь.
Величаво в лес ушла по водной глади,
мне одно шепнув на ухо: "Не теперь."
_ _ _