Заикаясь, ты медленно пуст, одинок,
Задыхаясь уходит в предчувствии эта игра
И другое событие в тело впивается - вдруг,
По которому, следу уходит - внезапно вина.
Отзовись, чтобы чудо из песни не стало одним,
Искушённым наречием воли и права разлук,
На душе, из которой упали те мысли - внутри
И теперь необъятной дорогой уходят - от мук.
Принимаешь ли эту причастную форму игры,
Не даёт угадать одинокое поле причуд
Благосклонный апостроф манеры сегодня идти
По судьбе, от которой не стало чужого вокруг.
Увядает и тешит по звёздам единожды - сам
Откровенный, упитанный юмором чести наук -
Этот фарс категории разницы подлинных мук,
За которые в слове оставили право другим.
Поднимая седло - ты очертишь моральные дни
И торопишь культуру по важному кругу пройти,
Где не стало ценой преткновений её отражать
На седле этой формы иллюзии - в ночи летать.
За чужим объяснением формы материи - зря
Интернет расставляет круги идеальности - мира,
Он не жалкий, а подлый источник потери себя
И упитанный доблести в праве манеры - вампир.
Ухмыляет бегущие строки к убыткам луны,
В состоянии полного качества меры - ей стать
Остановкой кровавых рассветов под пламенем лиц
На одном поведении склонности - снова ожить.
Истреблением чести за право упасть из неё -
Ты не ищешь прямое достоинство мерной руки,
А нутром запрягаешь седло из последней тоски
И топорщишь ему одномастную волю под старость.
Нет вестей и одна монотонная рухлядь ума
Указала на подлинный имени новый порок,
Но она в достоянии выживет этом - сполна,
Если будет искать синкретизмы за благом чужим.
Не осталось умом преткновения малому - пасть
И один в городской монографии слепит простор
Идеальный источник фатальности мира - пропасть
Под чужим одеялом искусства и в этом - позор
Отражает последнее качество в теле любви,
На словах он - упорное взгляда и рост бытия,
А материя держит абстрактный фатальности тост,
Чтобы думать его одичанием, снова сполна.
Говоришь о чужое в пародии стройности лет
И нет места указкой разбить этот формы - рассвет,
Где и буквы внутри не остались сегодня твои,
А растаяли в небе по чувству чужого седла.
Успокоенный возраст разбудит тебя - до утра,
Он один отстаёт в эту ночь и не скомканной жиле
Ты уверен, держа в подопечном иллюзии - трость
И её голословное ужаса в тесности мира.
Чёрной кромкой заслужен идти по одной за седлом,
Исторической воле в сегодняшнем теле ума
И считать этот ужас за возрастом мира - в упор,
По которому стало смешно у расстрела стоять.
|