Часть грешных – считает ворон, другая – плодит синиц,
а в центре эпической драмы трепещутся призрачно флаги.
Под куполом зала нам виден лишь только фрагмент без кулис,
бесчисленный строй в строе зрительских лиц,
где над всеми парит высоко ускользающий ангел.
В поле птица кричит на родном, в звёздах мелкая рябь.
Сколько жизней с тобой я построил седым в отражениях лужи.
В одну реку не входят вдвоём, повернув время вспять,
мне достаточно, попросту, только лишь знать,
что тебе я, как прежде, до хруста невинности, вовсе не нужен.
В небе гаснет звезда. У соседей с похмелья недельный запой.
Роза пахнет всё той же весной, распрекрасной сентябрьской розой.
Но мгновенью не крикнешь: – Постой! Я всегда буду только с тобой.
Я любил твои крылья, как солнечный воздух и синий прибой,
а теперь Муза шепчет стихи исключительно прозой.
Всё теперь будет врозь: и враньё, и житьё, и сердца.
Рыжий лучик за солнечным зайчиком в зеркале бешено скачет.
Я из тысячи лиц не признал безупречней овала лица.
В его омуте прожита жизнь мертвецом в сундуке мертвеца,
рассыпаясь отмеренным временем в качестве скомканной сдачи.
То ли осень дождит, то ли всё это было живьём
(Жозефина была неожиданным актом оживших иллюзий).
В чистом поле стоит на холодном ветру нами брошенный дом.
Время пальцем стучит по стеклу за разбитым окном,
но от этой картины – без музыки в танце – становится грустно.
Спеть ли песню теперь о непрошенном счастье разлук,
где из преданных чувств и друзей остаётся простор одиночеств?
Сорок лет ищет мальчик на облачном небе сломавших стрелу,
потеряв свой колчан и порвав, как струну, тетиву,
а хотя, если честно, он просто донельзя хреновый художник.
Скоро выпадет снег, и сотрутся по самые серые крыши дома
(пусть у вас на ресничках растает солёной слезою снежинка).
Мне уже не прочесть недописанный жизнью из детства роман,
я бесцельно звоню в тишину – наугад – по чужим номерам,
пока осью земной не заезжена наглухо в сердце пластинка.
匚ㄒ仨卄ㄖ厂尸升中
P.S. С ДР меня.
|