Проклятый мир, провонявший до самой изнанки
кителя, смокинга, брендовых джинсов, трусов
старой, нестиранной месяц солдатской портянкой,
сдобренной смрадом на души натасканных псов.
Нет бы тянуться влюблённым друг к другу губами,
души своя облачая в затасканный грех:
брошено «фас» и в артерию впиться зубами –
лучшая в мире из людям известных утех.
Нормы, законы, указы, гражданское право…
Должен, обязан, виновен, не смей, не мечтай…
Льётся в сознание пойло медийной отравы:
у Сатаны свой прогорклый, особенный рай.
Есть аномальный, хотя и предвиденный казус:
массам не нужен порядок и сытый покой,
им нужен идол и им управляемый хаос –
вожжи да кнут, направляемый жёсткой рукой.
Запах портянок навязчив… до рези, до рвоты…
Жизнь – то ли склеп, то ль дождём освящённый окоп.
Бойня в три смены, на жизнь установлены квоты.
Клянчит у паперти деньги калека – холоп.
Даже от кофе исходит амбрэ пепелища.
И на гортани объятья цензуры тисков.
А по сети «патриот» в исступлении рыщет
за головами отчаянных еретиков,
бросивших вызов – перчатку взбесившимся массам,
о бесноватость владык разбивающим лбы.
Стёрты различия между границами классов:
пахнут парфюмом от топовых брендов рабы.
Даже угарная помесь разврата и пьянки
бесов не сможет изгнать из дурной головы:
шибко от яви разит пропотевшей портянкой,
морфием, спиртом и смрадом «весёлой» травы.
Утро ли, вечер – не знают покоя затворы:
пичкают мерой свинца окаянную плоть.
Судьи, сексоты, убийцы, бичи, прокуроры…
Всяк покрещён и обласкан тобою, Господь.
Ворон охрипше басит над пустым полустанком
вслед заколоченным в утро обстрелами снам.
Кровью умывшись, утёршись солдатской портянкой
хадж совершает по взорванной яви война.
|
