Он вновь курил с досады – она играла джаз:
на кружках и кастрюлях, на нервах… Через час,
уткнув лицо в подушку, плед под себя подбив,
сопит, его сомненья на время усыпив…
Он выкурил седьмую и рюмку пригубил:
он так невыносимо, до дна ее любил… –
она лишь улыбалась…Готовила обед,
без слова уходила, спала, зарывшись в плед.
«Люблю» не говорила, ломала в кухне кран
и вечно отправляла спать на пустой диван.
Без лишних сожалений давала уходить,
безропотно впускала, не запрещала пить…
Не закрывала шторы, топила грусть в вино…
Она была такою всегда… везде… давно…
А он хотел признаний и пламенных речей,
безудержных рыданий… Но жар ее ночей…,
сладчайший запах кожи, безумный блеск в глазах –
все это неизменно влекло его назад…
Нелепое затишье – и день длинней, чем жизнь.
Все это тут же меркнет, он губ ее коснись…
А завтра все по кругу: она играет джаз,
он выкурит седьмую и ровно через час…
уткнув лицо в подушку, плед под себя подбив,
сопит, его сомненья на время усыпив… |