Потекла у бабки крыша –
Покатили чудеса.
Стала вдруг старуха слышать
Среди ночи голоса.
Прямо хоть беги из дома,
От стыда огнем горит.
Голос тихий, нежный, томный
Ей как будто говорит:
«Ты души моей отрада,
Дивный свет очей моих!
Удостой меня хоть взглядом
Лучезарных глаз твоих.
Выйди, выйди в сад зеленый,
Маков цвет, любовь моя!
Станем под кудрявым кленом
Ночью слушать соловья.
От любви к тебе сгорая,
Я не ем, ночей не сплю.
Выйди, выйти – умоляю,
Хоть явись на час, молю…»
Бабка слушает, дивится
Это сладкий баритон:
«Кто бы мог в меня влюбиться?
Но как страстно он влюблен!»
Машет сонно ночь крылами,
Птицей за окном кружит,
Раздувает в сердце пламя,
Зазывает, ворожит.
Бабка шасть к окну украдкой,
Не видать там ни рожна.
Возражает робко бабка:
«Я, чай, мужнина жена.
Мне, милок, годков не мало,
Ты, наверно, молодой,
По годам мне не пристало
Спор ночной вести с тобой.
Я – девица строгих правил;
Ты меня не соблазняй.
Не за той ты, приударил.
Крикну деда, так и знай!»
Вновь легла, глаза прикрыла.
Только – чу! Шаги в саду.
Ей невнятно голос милый
Что-то вторит: «Бу-бу-бу!»
Сердце сладкою истомой
Разлило по телу яд.
Тишина ночная дома
Мирно «ходики» скрипят.
Соловей в саду защелкал,
Дробь рассыпал, засвистал.
За стеной старик заохал,
Закряхтел, забормотал,
По кровати заметался,
Лбом проверил прочность стен,
И опять храпеть принялся,
«Словно трактор, старый хрен.
«Тяжкий грех!» Но, как приятно!
Ей к лицу девичий стыд,
Что разлил неровно пятна
По отечности ланит.
Забранила бабка деда:
«Не храпи ты, паразит!
Вот всю жизнь так, где б он ни был –
Всё испортить норовит».
Ей теперь услада слуха
Голос, что так страстно звал.
Стала ждать его старуха,
Как любимый сериал.
Днем же бабка молодится,
С зеркала не сводит глаз:
Встанет, сядет, распрямится,
И то профиль, то анфас
Повторяет отражение
И старуха мыслит так:
«Есть той страсти объясненье,
Видно, парень не дурак.
Есть во мне во что влюбиться –
Не берут меня года.
Пусть, на вид не молодица,
Но душой я молода.
Разглядел меня, сердешный,
Уловил, мил друг, момент.
Я не маков цвет, конечно,
Но и не бумажный цвет,
Что на кладбище на Пасху,
По весне народ несёт.
И осыплется он прахом
И бесславно отцветет.
Я, конечно, не с картинки,
Но жива моя краса.
Разогнать чуть-чуть морщинки,
Что за дивные глаза!
Носик – лучше быть не может,
Брови – ниточки вразлет,
Ну, желта, ну, дрябла кожа,
Ну, зубов недостает,
А что есть – поизносились,
Любят не из-за зубов.
Ну, спина чуть покривилась
И расперло вширь с боков.
Редкий волос сед и ломок,
Я окрашусь в цвет зари.
А взгляни на подбородок –
Сколько их там: раз..два… три.
Больно я самокритична!
Только бы мне себя корить!
Нынче выйду сама лично
На свиданье, так и быть…»
Деду, чтобы спал покрепче
Бабка водки налила.
Шаль накинула на плечи,
Туфли дочери взяла,
Сперла внучки косметичку:
Губки, брови, «синь» в глазах,
Навела и с непривычки
На высоких каблуках
Устремилась бабка наша
На любовные дела.
В голове от страсти каша
Уж не помнит, куда шла,
Шла на голос, к верной цели,
Через грядки напролом.
Соловьи в саду звенели,
Месяц тоненьким серпом
В темном небе золотился,
Жал седые облака,
И как песня голос лился,
И была печаль сладка.
Но противней супостата,
Перед ней открылся вид:
На коленях у солдата
Внучка бабкина сидит.
Обняла рукою шею,
Губы льнут к его губам.
Тот ей шепчет ахинею,
Бред любовный. «Мерзкий хам.
Змей коварный, искуситель,
Подлая твоя душа.
Юной девы соблазнитель,
Да и внучка хороша!
Ей семнадцать лет от роду,
А уж на уме амур,
С мужиками на природу,
Так и тянет юных дур.
Только им бы веселиться!
Нет в них гордости, как встарь!
Что ты фыркаешь, блудница?
Марш домой, учить букварь!
Ты ж ступай, служивый, с миром,
От визитов нас уволь.
Знай, дойду до командира –
Тот задаст тебе любовь.
Что молчишь? Чай, вывод ясен,
Прочь в казарму, говорят!»
И поплелся восвояси,
Как оплеванный солдат.
Ясный месяц скрыла тучка,
Звезды сгинули с небес.
Поплелась домой и внучка
Дома ждал её «ликбез».
Бабка словно взбеленилась
Много выслушать пришлось:
Как при Ленине свершилось,
Как при Сталине сбылось.
Жил народ не для услады,
Честь девичью берегли.
А отдаться, чтоб до свадьбы
Даже думать не могли.
А индусы? А китайцы?
А Вьетнам кто одевал?
Дед три раза просыпался
Сонно бабку поправлял.
Даже раз сказал с издевкой:
«Всё-то так, но только я,
Замуж взял тебя не девкой…»
«Спи, храпливая свинья!
Заворчал, кобель безмозглый,
Это я тебя взяла!
В гору лошадью колхозной
Все твои дела везла.
Вспомнил дни, бывал он молод,
Погубитель всех надежд».
Вновь про голод, и про холод,
Про антоновский мятеж.
И в морали нудной, скучной
Утонуло всё кругом.
Внучка плакала беззвучно
О девичьем, о своём…
18. 11. 11 г. |
