Свет факелов дрожит средь мёртвых тел.
Теней и света дьявольская пляска.
Горят костры, отправив жертвой в дар чуме
угли со жжёным человечьим мясом.
Съедает пламя платья благородный крой,
по шёлку бегло расписавшись сажей.
не принимает смерть молитвы слог и серебро,
стараясь не стучать в ворота дважды.
Плач и молитва – не для меня…
Душу хранят
не благородные ангелы и не черти.
Сумерки выткут фигуру туманную –
это я:
душеприказчик у чёрной смерти.
Она меня повсюду за собой вела
и позволяла говорить с собой на равных,
передо мною расступалась ночи мгла,
мне двери открывали и дворцы, и храмы.
Птицеподобный профиль и вощёный плащ,
тимьян с душицей – обереги-талисманы:
я проводник в потусторонний мир и страж.
Я не врачую… просто прижигаю раны…
Плач и молитва – не для меня…
Душу хранят
не благородные ангелы и не черти.
Сумерки выткут фигуру туманную –
это я:
душеприказчик у чёрной смерти.
Шаги, съедаемые грязной мостовой…
Трущобы, писанные серо – чёрной краской…
Со смертью договор гласит, что я живой,
пока не дам ей заглянуть себе под маску.
Боятся слуги оказаться не у дел.
И я, как падальщик Анубис, чёрный кондор,
иду среди крестов, костров и мёртвых тел
судьбы походкою – чумной бездушный доктор.
|
