Однажды любовь становится больше, чем я бы сумела вынести,
Особенно если нести в одиночку, никого ей не обременяя,
И тогда я взываю, взвываю: Боже, ну ты же милостив,
Ну за что меня, Боже, почему непременно меня?!
Ну дал бы Ты мне обычное сердце, а не этот чертов оркестр!
Ну можно, пожалуйста, мне под стать какого-то Федора или Василия —
Сантехника, слесаря, токаря... Господи, я не из такого теста,
Мне Твой замысел вынести — любить тонких, звонких, Тобой одаренных — банально не хватит силы!..
Мне о них петь каково, представляешь? Как будто внутри не стихает пламя,
Как будто слова лишь частью ложатся в строки, остальное — жадный бессонный гул...
Ты прости меня, Господи, шепчу я, закрывая лицо руками.
Отпусти меня, Господи, хоть куда-нибудь, я больше так не могу.
Можно мне как у всех — супы, детский сад, рубашки,
Никаких стихов, кроме школьной программы (и утром чтоб повторил!)...
Бог отвешивает мне подзатыльник, сердится, повышает голос: что, тяжело? Что, страшно?
А Мне — легко? А Я тебя разве для этого сотворил?
Для того Я тебя, дурную, выглаживал да вытачивал?
Для того тебе под язык вложил мед и перец, жасмин, скорпионье жало?
Чтобы ты Мне тут распускала сопли, какая ты бедная да неудачная,
Чтобы ты Мне тут осинным листом дрожала?!
Да Я ж тебя, бестолочь, Своими руками настраивал,
Чтоб каждое слово — сплошная любовь, Песнь Песней немыслимой красоты!
Чтоб у них — у тонких и звонких — всякий раз выступали слезы, когда б ты их пела-славила.
Потому что они-то споют весь мир, а их-то никто не споет, как ты.
После вздыхает, гладит по голове, говорит: ну, довольно киснуть.
Никто же не обещал, что будет легко и гладко...
Давай, говорит, Моя девочка, свирель Моя, собирайся с мыслями,
Ты сможешь, ты справишься...
И по-отечески убирает отросшую прядку.
А я, отплакавшись, накричавшись, опустев изнутри до звона,
Говорю: ну ладно, я выдержу, не такое привыкла терпеть...
И любовь меня — свирель Господню — опять охватывает без разгона,
Всю, целиком.
Говорит мне — пой.
И я начинаю петь.
12.07.2024
|
