Колоколилось небо, сплетались ромашки венками,
Изумрудные дали манили, тревожа сердца.
Шли по облаку двое, касаясь июня руками,
Были горьки их губы на вкус, словно сок чабреца.
Перепутались мысли, желанья, и шëпоты страсти,
Крепдешиновых бабочек-рюш трепетали крыла.
- В осень сватов зашлю,- говорил он, хмелея от счастья,
И несла капли мëда им в лапках пушистых пчела.
Чтобы их разлучить, в целом мире не сыщется силы,
На двоих у них счастье, и в спелых черешнях судьба.
Но... Случилось, случилось! И в голос она голосила,
На войну провожая. В глазах неземная мольба:
Сохрани его, Боже, верни мне живым и здоровым,
Даже если израненным, или калекой - верни!
Не тобой ли начертано жить мне всю жизнь с чернобровым,
И в сраженье с фашистом от пули спаси - сохрани!
Может, так всё и было, а, может, немножко иначе,
Но, когда в сорок пятом пришёл он с пустым рукавом,
Будто птичка летела, от счастья безумного плача,
Ведь пришла похоронка в расстрелянном сорок втором...
И опять шли по лету. Сплетались ромашки венками,
Изумрудные дали тонули в волшбе тишины.
Обнимал еë взглядом - не все так обнимут руками:
Похоронке не веря, ждала его верно с войны!
|
