Шарманка

Есть шарманка одна, что на улице золотом воспевает
В городе, когда солнце тонет едва;
И музыка отнюдь не бессмертна; но мир ей сладкозвучье придал
И заполнил лучами рассвета.
И она трепещет сквозь радости Города, боль,
Что окружает шарманку как свет, огромный и вечный.
И дали они ей славу и честь играть вновь
В Симфонии, во власти которой и день, и ночь.

Сейчас она шествует по королевствам романса старинного
И распевает нежный знакомый мотив,
А сейчас она - ревущая пушка, готовая биться с Короною Франции,
А сейчас она мягко болтает с Луной.
И окружает всюду шарманку безбрежное море
Людского счастья, дива, раскаянья.
Вспомнить да воздать музыку во веки веков,
Что хладная забывает машина.

Да; едва меняется музыка,
Призменное словно стекло,
Она забирает гамму и свет,
Сквозь все лады, что минуют;
Карнавал рассекает единый
Сожалений, страстей
И дарит миру отблески всех
Красок, забыл которые он.

Вот Заблудшая* тоскует
О ещё одной скорбной песне;
Вот Трубадур горюет
Об истории страшных ошибок.
И более храбрые рыцари идут на бой
С мечом, щитом, копьём,
Чем когда-либо здесь, внизу на земле,
И закружили - в танце!

Спускайтесь ко Кью в лилию час, лилию час, лилию час;
Спускайтесь ко Кью в лилию час (от Лондона не так уж далёко!)
И вам следует гулять рука об руку с любовью в летней стране волшебства.
Спускайтесь ко Кью в лилию час (от Лондона не так уж далёко!)

Вишни деревья – расцвета моря, и нежных духо́в, и душистых духов,
Вишни деревья – расцвета моря (и ах, как близко от Лондона!)
И сказывают там, когда на пике закат и весь мир – небесное пламя,
Кукушки самец, хоть он робок, споёт песню за песней для Лондона.

Дорийский соловушка* редок весьма, и если всё ж вымолвит, услышите там,
В Кью, в Кью, в лилию час (и ах, как близко от Лондона!)
Дроздов и коноплянок вдобавок и после тьмы долгий <<Привеет>>
Златооких <<Ту-вит>>, <<Ту-ху>> - сов, кто глазки Лондону строит.

Для Ноя*, плохого знатока всех видов птиц, то неслышно
В Кью, в Кью в лилию час (и ах, так близко от Лондона!)
И когда розы надувать принимаются губки, ростки же каштана - вздыматься,
До слуха покой снизойдёт, лишённый сомненья и целиком подпевающий Лондону -

Спускайтесь ко Кью в лилию час, лилию час, лилию час.
Спускайтесь ко Кью в лилию час (от Лондона не так уж далёко!)
И вам стоит гулять рука об руку с любовью в летней стране волшебства;
Спускайтесь ко Кью в лилию час (от Лондона не так уж далёко!)

И тогда трубадур золотую улицу волновать приступает
В Городе, когда солнце тонет едва.
И во всех безвкусных автобусах счёты измученной поступи
Уделяющих час, сладостный час,
С тактом тупым, машинальным.
И тысяча сердец в любовь погружается,
Не встретит какой никогда,
Через луга вечерней зари,
Через пшеницы и маки,
На земле, мёртвые мечты уходят куда.

Верди, Верди, когда написал Трубадура, мечтал ли ты
О Городе, когда солнце тонет едва.
О шарманке и мартышке и многоцветном каскаде
На мостовой Пикадилли, о мириаде очей,
Что, в момент освещённые, взирают отблеском итальянским и диким,
Как Смерть к чему* пародирует мировой и вечный мотив
И волнуется с сияньем заката.

Вот вор, который, быть может, слушает с лицом холодного камня
В Городе, когда солнце тонет едва.
Вот тучный бизнес-делец с балансом приданого,
Вот клерк и мясник c гласом, умиротворённым и мягким,
И все они возвращаются в Рай, который знаком,
В автобусы они зажаты и впихнуты - каждый из них одинок
На земле, мёртвые мечты уходят куда.

Вот модная особа, и очень льстива улыбка её
В Городе, когда солнце тонет едва.
И трясётся с ней кэб впереди, но ручка в драгоценном наряде
Стиснута туго слегка, и не может особа понять,
Хочет чего иль странствует зачем в ту неизвестную даль,
Где для праздников совсем там не то, что намечала она,
На земле, мёртвые сны уходят куда.

Вот гребец, кто внимает, и сердце его изнывает
В городе, когда солнце тонет едва.
От баржи, восьмёрки, Исиды, гребков и возгласа тренера.
От пушки сигнальной, отсчёта и длинной неопрятной толпы,
От вопля по бечевнику и от судьбы, что до сих пор неясна,
От весла огрубевшего, что держать, и заплыва, над чем размышлять,
На земле, мёртвые мечты уходят куда.

Вот рабочий, кто голоса слышит усопших
В Городе, когда солнце тонет едва.
И руки его начинают дрожать, лицо – тлеть докрасна,
Как только видит бродягу, отвечающего взглядом, - и воротит главу
И устремляет взор на закат, где его апрельская исчезла любовь
И откуда он ласковое пение слышит, и его душа одинокая
Водима в те земли, мёртвые мечты уходят куда.

Вот потрёпанная, старая путана - то звенит в её ушах -
В Городе, когда солнце тонет едва.
С сожаленьем о любви, пустым и безумным,
Что омрачает и иссушает,
Ох, и если спешит она впереди, будьте уверены, будьте уверены, слышит она,
Слышит и горькое бремя несёт вспоминаемых годов,
И смех её чуточку жёстче, глаза же слезами наполнены
На земле, мёртвые мечты уходят куда.

Есть шарманка одна, что на улице золотой воспевает,
В Городе, когда солнце тонет едва.
Хоть музыка только от Верди, но есть мир,
Чтоб ей сладкозвучье придать,
Как моложавый закат, где встречаются рай и земля,
Смягчает сажистый город. Внимать, как сотня тысяч шагов
Марширует на славу через пшеницу и мак
На землю, мёртвые мечты уходят куда.

А это Иеремия, Иеремия,
Что должны вы сказать,
Когда свидитесь с гирляндными девами,
Кто на пути своём спотыкаются?

По краям моей праздничной шляпы
Я ношу венок из роз.
(Одинокий, долгий год
Я ждал прихода Мая!)
Если кто спросит вас,
Её ношу я почему, то потому,
Что моя любовь, верная, родная любовь,
Домой идёт в этот день.

А значит, букет фиалок леди купить,
(То в Лондоне лилия час; то в Лондоне лилия час!),
Букет фиалок леди купить,
Пока небо голубым в выси горит:

На другое сторонке улицы его тенистым найдёшь
(То в Лондоне лилия час! То в Лондоне лилия час!)
Но букет фиалок леди купи
И скажи, что она – твоя верная любовь.

Есть шарманка одна, что на улице золотой воспевает
В Городе, когда солнце тонет едва.
И музыка не бессмертна; но мир ей благозвучье придал
И улучшил гармонией, что песню цельной вершит.
В глубине музыкального рая, где встречаются утро и ночь,
Когда умирает она в закатном сиянии;
И она трепещет сквозь радости Города, боль,
Что окружает шарманку как свет, огромный и вечный.
И дали они ей славу и честь играть вновь
В Симфонии, во власти которой ночи и дни.

И едва меняется музыка,
Как песня по кругу повторно бежит.
Снова вращается, бродит
Во всей своей боли и радости,
Карнавал рассекает единый
Сожалений, страстей;
И вертящийся мир всё вспоминает,
Что песня забыла в кругах.

Снова Заблудшая тоскует
О ещё одной скорбной песне:
Снова Трубадур горюет
Об истории страшных ошибок;
Снова рыцари идут на бой
С мечом, щитом, копьём,
Пока снова, снова сломленный враг
Не закружился – в танце!

Спускайтесь ко Кью в лилию час, лилию час, лилию час;
Спускайтесь ко Кью в лилию час (не так уж далёко от Лондона!)
И вам стоит гулять рука об руку с любовью в летней стране волшебства.
Спускайтесь ко Кью в лилию час (не так уж далёко от Лондона!)

Послесловие:

*Заблудшая и Трубадур - La traviata и Il trovatore, оперы итальянского композитора Джузеппе Верди, в центре действий которых, наряду с <<Риголетто>>, помещён персонаж, отвергнутый обществом.

*Смерть к чему - аллюзия на реплику Манрико из того же <<Трубадура>>: Ah! che la morte ognora è tarda nel venir, a chi desia morir! <<Ах! Как смерть всегда медлит на зов того, кто её желает!>> (акт IV, сцена 1).

*Дорийский соловушка (соловей) - образ из фигурного стихотворения <<Яйцо>> Симмия Родосского; в нём предстаёт сам поэт и по сюжету рождает яйцо - песню, которую, по просьбе его, принимает Гермес и дарит людям, приказывая самому же поэту увеличивать стопу с одного до десяти в конце, сохраняя в надлежащем порядке ритм. Он имитирует поступь оленят, наигрывая на ходу разнообразную, но единую мелодию муз; блеяние овец вспугивает зверя, который затем пытается нагнать тех оленят, и так повторение их танца приводит к появлению песни, пёстрой и быстрой, как у них самих. (https://philclass.spbu.ru/article/view/5655.)

*Ной собрал птиц и животных как по одной (<<нечистых>>), так и по семи парам (<<чистых>>).