Огарок искореженной свечи,
Горел в ночи едва, несмело,
Гуся, белесое перо,
В руке писец держал умело.
И буква к букве, строчка в строчку,
Рождался новый миф о том,
Как допотопная Россия,
Была под ханским каблуком.
Как был народ не образован,
Что жил почти что в забытье,
И новый царь дал всем им повод,
Пожить совсем в другой стране.
Писец подумал, сморщив брови,
Затем подергал за усы,
Макнул перо и тут же довод,
Вписать в ту дату поспешил.
Писал он долго, беспрестанно,
Роняя взгляд хмельной в ночи,
На циферблат немецкой марки,
Часов карманных у свечи.
Прочтя главу, кивнул он чинно,
Довольный тем, что написал,
Как закрутил он все здесь дивно,
Сам от себя не ожидал.
И новый город, да царь красавец,
Реформ великих кутерьма,
А то, что было раньше в царстве,
Исчезнет этой ночью навсегда.
Задача ведь стоит простая,
Возвысить нынешний престол,
Стереть былые достиженья,
Покрепче применив глагол.
И вот дописана та книга,
Доволен творчеством писец,
Горит в печи, искрит красиво,
Истории Руси правдивый след.
Прошло уж много времени с того,
Но, мало, что сменилось!
Наверно только лишь гусиное перо,
Печатною машинкой и компьютером сменилось. |