Не в пыльной канаве, а в степи золотой,
Где ветер поёт свою вечную песню,
Росла, не ропща, Полынь под луной,
Пусть неказиста, но со всеми любезна.
А рядом, в саду, на подставке хрустальной,
Цвел Нарцисс, ослеплённый своей красотой.
Его лепестки, белизной идеальной,
Лишь в зеркале бренном искали покой.
И знала Полынь – не стать ей звездой,
Не светить, как Нарцисс, холодной луной.
Но ветер степной, что качал её стебель,
Принёс аромат её – горький и смелый.
Услышал Нарцисс? Нет, он глух и слепой
Ко всему, что не льстит его белой гордыне.
Не нужен ему простой, терпкий покой,
Что идёт от Полыни в безбрежной пустыне.
Он чахнет в любви к отражению пустому,
Не видя вокруг ни земли, ни зари.
Ему не понять, как сквозь знойное солнце
Полынь выживает в безводном просторе.
А Полынь... что Полынь? Лишь вздохнет тяжело:
Её горькая соль – не товар, не отрада.
Она не для рынка, где пышно цвело
Тщеславие Нарцисса, для богатых услада.
И пусть Нарцисс вянет в тюрьме золотой,
Сражённый любовью к себе самому –
Полынь остаётся душой непритворной,
Хранящей и горечь, и силу свою.
Не жаль мне Нарцисса – пустой красоты,
Что в зеркале таял, забыв про веселье.
А Полынь... её горькие слёзы-листы
Для степи родной – благодать и бессмертие.
|
больше ни с чем! Очень убедительная метафористика каждой строки
увлекает в тот далекий простор вдохнуть смелый горько-колючий аромат
«непритворной Полыни». Спасибо за талантливые строфы, Алексей.