5.
Так тесно в теле…
мерзко так...
и душно,
А мать родная лает во хмелю:
Гляди-ка!
воспитала потаскушку!
А вздумаешь трепаться…
удавлю..!
Такие грязные…
с ехидным граем
Тучнеющие на чужой беде,
Из окон птичьей всполошённой стаей
В мир выпорхнули слухи о тебе.
Расселись всюду:
в парках на деревьях,
На лавках, магазинах, проводах…
Сидят…
то шепчутся, то уши греют,
Играя роль народного суда.
Хихикают в ладошки,
тычут пальцем,
Та самая?
Да-да…
она, она!
Копеечная радость оборванцев…
А бедным мамам – ноченьки без сна…
Всему подъезду?
Нет!
Всему району…
Бесстыжая!
и не краснеет ведь…
Простите, нет…
мы с нею не знакомы…
Да ну…
с такою?
лучше умереть!
Ты к той иди…
она всему научит…
И чёрт бы с ней…
не портила б ребят…
Кусаться будешь, маленькая сучка?!
Да чё ты целку корчишь из себя?!
И ты бежишь…
чтоб спрятаться…
исчезнуть…
С открытым ртом и пропастью в глазах
С разбегу в небо…
но у края бездны
Хватает за́ душу животный страх.
Но хлещет мать по воспалённой ране,
И в каждой фразе – огненная плеть:
Не вижу будто, бедненькую, тянет
Хвостом, как суку случную, вертеть.
Каким хвостом?!
ты!
старая шалава!
В подъезде надпись – «баба для утех»!
Хвостом вертеть..!
пошла ты на хуй, мама!
Да всех вас на хуй!
боже…
на хуй…
всех…
Ты вновь бежишь, а мысли, как в тумане,
Но знаешь ты, что некуда бежать,
И чувствуешь, как выточилась в камень
Когда-то лёгкая и чистая душа.
Я – шлюха?!
мама?
правда, дорогая..?
Бегу хвостом вертеть по кабакам,
Ведь порченная, если и нужная я,
То лишь пьянчугам, уркам и торчкам…
Чего же я реву и беспокоюсь?
И, грешная, страдаю о себе?
Ведь сказано:
исчислен каждый волос…
И, значит, грех противиться судьбе.
Я знаю, ярость неокрепшим душам
Легко держать в оковах и цепях…
Но, милая, поверь мне, будет хуже
Тому, кто злость направит на себя. |
