В час бессонный рокочущей ночи
я щенячью припомнил любовь:
страстной девушки синие очи,
а над каждым — соломинкой бровь.
В дни былого моя Маргарита
безымянной упала звездой.
И собою — сама Афродита,
как над речкой туман завитой.
Помню то, как повторно встречались
наши взгляды той летней порой,
и её глаз топазы лучились
светом нежности и чистотой.
Так с другого потока студентка
в нашу пасмурность светом сошла.
Королева потока, шатенка
в нудной лекции пользу нашла.
Её спутник повсюду был рядом.
Но как будто забыв про него,
одарила меня пылким взглядом,
подмигнув мне хитро́ и легко.
Её лик был красив и безгрешен;
колыхнулись в улыбке уста —
как ладья цвета спелых черешен,
как в реке синей арка моста...
Мы сбежали, и были мы вместе.
Или в вымысле это моём?
«Ты прости, это всё ради мести,
ведь в измену играют вдвоём!
Ты — хороший, ты — славный, но знаешь
вместе быть нам, увы, не дано!
Ты, надеюсь, меня понимаешь?» –
и устало взглянула в окно.
— Слушай, память! Пускай и не часто,
но к чему возвращать к жизни вновь —
то, чему в моём сердце нет места?
Не тревожь охладевшую кровь!
О любви я не верю рассказам, —
в каждом многие тысячи слов...
С давних пор я над девичьим глазом
не замечу изящную бровь.
Но однажды, в плену серых будней —
в сонме пёстром потупленных глаз,
ранним летом иль осенью поздней
мне привиделся чистый топаз. |