Быть может, плоть мою песок заметёт,
И сердце, отзвенев, в груди окаменеет,
Но я у смерти вырву наперёд
Тот гром, что в слове зреет и немеет.
Не для меня ваш сладкий дым костра,
Не для меня весенних крыш гвоздики!
Я в речь вольюсь, как в жилы серебра,
Как в жилы — стынущая горечь крика.
И пусть века, как поезд, пронесут
Туманы лиц, фамилий пыль и плесень, —
Одна строка из тысячи минут
Вдруг встанет горлом, пересохшим от песен.
И вот уже не я — а мы вдвоём:
Мой стих и ты, не знавший о рожденье
Той боли, что гудит за кирпичом,
Что бьётся в такт твоему затмению.
Так пусть же каждый выстраданный слог,
Опутанный зелёною крапивою,
Как молот бессмертья, обрушит порог
Забвенья, что стоит за нашей нивою.
Чтоб дело, мною сделанное, вновь
Свивалось в узел, в кровь, в огонь и в плаху,
И прорастало бы из тьмы в основу
Любви, что ставит жизнь на эшафот.
И пусть не я — мой вздох, мой шаг, мой стон
В грядущих днях, как пульс, заколотится, —
Ведь бесконечность — это тот вагон,
Что в вечность, отрываясь, будет длиться.
|