Июльский полдень, зной и тени,
И воздух был, как сжатый крик.
Я шёл аллеей, где в забвеньи
Дремал иссушенный цветник.
В траве — беспомощная точка.
Над ней — отлаженный оскал.
Холодный замысел заточки,
Удар, что промаха не знал.
Но с ветки — рыжим, злым огнём,
Чтоб преградить закону путь,
Живая ярость — напролом! —
Метнулась на стальную жуть.
И зверь отпрянул. Сбой в расчёте.
Мир дрогнул, правилам чужой.
Есть сила в жертвенном полёте,
Что выдыхает крик: «Он — мой!»
|