Я — амальгама. Холод и стекло.
В моем зрачке застыло отраженье:
в нем слой за слоем время нанесло
под веки — как итог самосожженья.
Объект внутри вращается в бреду,
усталость пряча в складках и карманах.
Он отдан лишь бесцельному труду
алгоритмических и серых планов.
Его «подъем» — лишь судорога жил.
Пародия на волю — черный кофе.
Будильник бьет. Я вижу: он изжил
себя на этой комнатной Голгофе.
Беседы с Оком? Оку нет нужды
смотреть на этот скомканный набросок.
Я вижу цепь. Я вижу все следы
его распада в рамках перекоса.
Он не горит. Сочится серый тлен
сквозь ногти, что сдирают кожу вяло.
Я — монолит. Я — сумма этих стен,
где время человека уравняло.
В нем нет огня. Он просто тускло тлеет.
И я, зажав его в стеклянный плен,
смотрю, как он — не плачет, не жалеет,
а просто вычитает ток из вен.
. |
Но вот опять - тру́ду. Либо в этой строке ритмика нарушена.
И кру́ги. Я бы поставила слово кольца (ада).
Стих хорош, и хорошо бы доработать. Жаль такое творение бросать как есть. Небрежно.