Мы в зал вошли. Уют — хоть на открытку.
На столике табличка: «Мёртвых бронь».
Официант с чертовскою улыбкой
Встречал нас, как пульсирующая боль.
Стена лгала: «Ты гость наш долгожданный!»
Но зеркало твердило: «Ты лишь тень».
И каждый стул, узор на шторке пьяный,
Топил в забвенье уходящий день.
Подали суп — остывший вкус регресса,
Он пах тоской картофельных надежд.
И хлеб лежал — свидетель чёрной мессы,
Сухой и мёртвый — под мозги невежд.
Десерт был соткан из теней и слухов,
Из горьких сплетен и пустых вестей.
А счёт несли на бланке сером, духов
Прочь отгоняя от мирских страстей.
Чай принесли, где плавала химера,
В её зрачках — грядущего печать.
Она шепнула: «Здесь одна манера —
С улыбкой безнадёжно промолчать».
Спросил страж: «Картой? Или личным вкладом
Из ваших самых сокровенных мук?»
И, не дождавшись, обернувшись Гадом,
Внёс душу в терминал касаньем рук.
Мы вышли в ночь. Сдавила тьма: «Ну как там?»
Я показал ей чек — в душе дыру.
И сдача — звон по будущим утратам —
Звенела в сердце, канув в эту тьму.
|
Здесь сбой.