1. Начало
Земля сырая холодит колени,
Морозный воздух вторгся до костей.
Но он не чувствовал прикосновений
Ни ледяных ветров, ни злых вестей.
В груди пылал огонь, сжигая душу,
И боль и гнев за свой родной народ.
Он клятву дал, и ей теперь послушен,
Истории готовясь сдвинуть ход.
Всё решено. Расписаны все роли.
И место, час, и верные клинки.
Все шли на смерть осознанно, по воле,
Сжимая страх в литые кулаки.
Но червь сомненья, волк голодный, рыскал,
Терзая душу в предрассветной мгле:
«Имеешь ли ты право в этом риске
Лишать другого жизни на земле?
Пусть он тиран, пусть деспот кровожадный,
Но кто ты сам, чтоб выносить вердикт?
Ведь это грех, и смертный, и отвратный!
Ведь так про это церковь говорит?"
Но всплыло в памяти лицо отца в морщинах,
И плечи матери под горем и трудом,
Когда по царской воле, без причины,
Забрали в чью-то собственность их дом.
И лица тех, кто с голоду хирели,
Чьи дети плакали, прося еды кусок...
И гнев вскипал в порабощённом теле,
Как бурный, всесметающий поток.
Не для себя! Для тысяч обделённых,
Униженных и павших ниц в пыли!
Для всех, кто царской властью был сметённый,
Кого лишили дома и земли!
Он был готов давно решить проблемы,
Пролить и кровь, и душу положить,
Взять страшный грех убийства и измены,
Во имя тех, кем должен дорожить.
Стучало сердце, словно птица в клетке,
Где страх и вера бились наравне.
Но луч надежды, скомканный и редкий,
Мерцал под сердцем, где-то в глубине.
Наступит завтра. И оно рассудит.
Герой или убийца перед ним.
Насколько правым и достойным будет,
Тот, кто собрался изменить режим.
Едва забрезжит свет над сонной рощей,
По ней проедет царский экипаж.
А в нём и царь, единый и всенощный,
В сопровожденье свиты верных страж.
Но, в чаще, в буераках, под листвой,
Сокрытые в поземистом тумане,
Сигнала ждут, готовые на бой,
"Лихие люди", тати и крестьяне
У каждого свой вызов и мотив,
Причины, основания и сроки,
Но цель одна связала их, сплотив -
Отбросить камень, вставший на дороге.
И в том затишье, остром, как игла,
Он также замер, наравне со всеми,
В руках топор, в душе сырая мгла,
И холодит земля его колени.
Быть может, царский титул и священен,
И на него сошёл Творца венец,
Но в сердце остаётся неизменен
Посул, что наступил царю конец.
Его конец – начало новой эры,
Иль просто смена масок и личин.
Власть – это яд, что пьют сверх всякой меры,
И в оправданье - тысячи причин.
Но выбор сделан, путь тернист и труден,
Пусть даже кровью будет он омыт.
Ведь на кону - слиянье душ и судеб,
В которых светлый час давно забыт.
2. Схватка
Но слышен цокот, царские кареты,
Въезжают в рощу, цель уже близка.
Испарина на лбу, дыханья нету,
И сердце бьёт секунды до броска.
Но с ним людей хватает для набега,
И крепко держат руки до поры,
Как подкрепленье в веру человека,
Ножи, дубины, вилы, топоры.
Сигнал! Кукушка отбивает годы!
А может быть секунды, раз сигнал?
Он зубы сжал до боли, до ломоты,
И из засады, не скрываясь, встал.
И из кустов, оврагов, ям и схронов
Лавиной ринулся к каретам чёрный люд!
Лишь взмах дубины над хребтом закона,
И свист ножа под горлом власти лют!
И крики черни скомкали терпимость,
И заглушили ржание коней!
Они впервые обрели решимость,
Что над царём и выше, и сильней.
Хрустели кости, и взмывали вилы,
С ножей стекала и багрилась кровь!
Но нет предела для мужицкой силы,
И топоры взлетали вновь и вновь!
В телах усеяна дорога тут и там,
А сбоку - экипаж впечатан в грязь,
С гербом царя, расшитым по бокам!
И рядом кучер, в ужасе крестясь.
Всего лишь шаг, - и дверь слетит с петель,
А там, в карете, - царь, итог всего!
Всего лишь шаг - и поразится цель,
К которой так стремилось большинство!
И кулаки сгрудившихся вокруг
Уже сплелись в один большой кулак!
Всего лишь шаг... Но за спиною вдруг
Внезапный шум прервал последний шаг.
По лужам крови, под отборный мат,
На место этой бойни роковой
Ворвался кавалерии отряд
И окружил мятежников стеной!
Солдаты спешились и, сабли обнажив,
Набросились на чернь, стремясь смести,
Но им в ответ дубины и ножи,
Сплошной преградой встали на пути.
И он стоял, поднявши свой топор,
И отражая сабельный каскад,
Но разве можно отразить напор
Обученных и слаженных солдат?
От взмаха сабель кровью на лице
Гуляет смерть, танцует по телам!
И нет трактиров ни в одном конце,
Где был бы пляс со смертью пополам!
Уже ни до кареты и царя!
Спасти живот и не уйти в полон!
Уже кого-то вяжут втихаря,
Кого-то тащут через мат и стон!
А кто-то навсегда заснул в грязи,
С глазами неподвижными застыв.
Вот так, в стремленье счастье обрести,
Порою путь приводит на обрыв.
Да и его мордастых три солдата
Скрутили, раздробив ему скулу,
И прочь отсюда повели куда-то,
Верёвкой привязав его к седлу.
И всех, кто выжил под резнёй солдатской,
И лихоимцев, и простых крестьян
Всех повязали, и шеренгой рабской
В остроги потащили, как смутьян.
Ну, а карета... Что же стало с ней?
Где царь забившись, ждал от Бога милость...
Там кучер успокоил лошадей,
И во дворец карета возвратилась.
Мятеж подавлен, бунтари в оковах.
Да и не бунт там был, и не мятеж.
Обычные разбойники и воры,
В попытке нападений на кортеж.
Так огласят на площадях столицы,
Уведомив доверчивый народ.
Ведь испокон бандитом и убийцей
Крестили тех, кто верил в путь свобод.
И что теперь? Темницы, пытки, казни?
Но, даже в страхе теплилась искра,
Что избежит народ слепой боязни
И страха силы царского двора!
3. Казнь
Проходит ночь, и вот уж день встречает
Над городом людскую круговерть.
Глашатаи повсюду извещают,
Расправу над ворами посмотреть.
И люди, слушая их речь, толпой бараньей,
Стекались к площади в волне ажиотажа.
Где эшафот, как центр мирозданья,
Манил их разум, нервы будоража.
И вот его ведут на место казни
Сквозь коридор живой из сотен глаз.
И он идёт, как тамада на праздник,
Не пряча взгляд, на свой последний час.
А рядом те, кто с ним пытались вместе
Расшевелить осиный этот рой.
Теперь же вместе и на лобном месте,
Готовые расстаться с головой.
И дан сигнал, и вот толпа в экстазе
Зашлась в призывах, пене и слюне:
"Распните их!", "Казните этих мразей!",
"Гореть в аду им, мучаться в огне!"
И так толпа плевалась и шипела,
Ни сном, ни духом, что ещё вчера
Все те, кого она сейчас презрела,
Пытались миру дать чуть-чуть добра!
Чуть-чуть позволить сделать вздох свободней,
Свободней мыслить и, возможно, жить!
Но то вчера! Зато теперь сегодня
Толпа их жизней требует лишить!
Палач, скучая, в маске скрыл зевоту,
Все остро ждут удара топора.
А к плахе повели по эшафоту
Как жертву - пожилого гончара.
Взмах топора! Удар! И брызги крови,
Как капли раскалённого дождя,
Пронзили души обречённых к боли,
И к смерти, судьбы их переплетя.
И вот очередной, гонимый к плахе,
Склонился на колени перед ней,
Толпа же буйствует в восторженном размахе,
Свистит, ликует громче и сильней!
Седьмой, восьмой, девятый... Как рутина,
Ведётся счёт отрубленных голов!
Лишь плаха, как наследие режима,
Бездушна, без эмоций, и без слов.
И вот уже его черёд приходит.
Он сделал шаг..., второй..., взглянул назад -
Осталось двое ждать на эшафоте.
Он - третий, то есть, первый - в этот ад.
Внизу, под ним, толпа визжит проклятья.
Но что ему гудящая толпа?
Он видит дом, родителей и братьев,
И на столе - румяные хлеба!
Он видит поле, церковь небо застит,
И всюду люди, в мире и любя.
И нету ни царя, ни чьей-то власти!
Лишь воля и работа для себя.
И он свой взгляд направил вверх, над всеми,
Перекрестился с верой, и без страха,
И, глубоко вздохнув, встал на колени,
И голову свою склонил на плаху.
|
