(деревенская романтика осенней ночи)
Если открыть скрипучую дверь – увидишь поле, из-за тумана кажущееся бесконечным.
Или… из-за скорых октябрьских сумерек, пропитанных сыростью и подползающих
прямо к твоим ногам.
Чуть позже – ночь, вставшая во весь свой немалый рост, вместе с дождём,
как водится – небыстротечным,
воровато помалкивая, пролезет сквозь щели в крыше старого дома,
и разбежится по комнатам, спотыкаясь о твой бедлам,
а ты дыша её запахом, вдруг понимаешь – ЭТА ночь тебе не знакома.
В совокупности определений, вдруг всплывших щепками в памяти,
рушится прямолинейная суть
жёлтого круга от фонаря на терраске, от хромого стола заляпанного
чернилами и стеарином,
от самодельной табуретки… И кофейная гуща –кажет– такую муть,
что чашку хочется просто вымыть, страдая русской хандрой, а не английским сплином.
И пока во мраке ты чиркаешь спичкой пытаясь зажечь свечу, матеря привычно
обрыв электрических проводов,
где-то внизу, на отложном берегу неширокой реки только слабое эхо целует
речную рябь,
что две с лишком тыщи лет… несёт… размывы Его следов,
теребя небесную хлябь…
Если открыть скрипучую дверь – увидишь поле, из-за тумана кажущееся бесконечным.
Или… из-за скорых октябрьских сумерек, пропитанных сыростью и подползающих
прямо к твоим ногам.
Чуть позже – ночь, вставшая во весь свой немалый рост, вместе с дождём,
как водится – небыстротечным,
воровато помалкивая, пролезет сквозь щели в крыше старого дома,
и разбежится по комнатам, спотыкаясь о твой бедлам,
а ты дыша её запахом, вдруг понимаешь – ЭТА ночь тебе не знакома.
В совокупности определений, вдруг всплывших щепками в памяти,
рушится прямолинейная суть
жёлтого круга от фонаря на терраске, от хромого стола заляпанного
чернилами и стеарином,
от самодельной табуретки… И кофейная гуща –кажет– такую муть,
что чашку хочется просто вымыть, страдая русской хандрой, а не английским сплином.
И пока во мраке ты чиркаешь спичкой пытаясь зажечь свечу, матеря привычно
обрыв электрических проводов,
где-то внизу, на отложном берегу неширокой реки только слабое эхо целует
речную рябь,
что две с лишком тыщи лет… несёт… размывы Его следов,
теребя небесную хлябь… |