Бабка ухватом огрела:
«Дед, не сиди на печи,
Ты же не курица Ряба –
Я**а не гожи твои.
Всю провонял ты избенку,
Хватит лакать самогон.
К морю вали … к златой рыбке.
Иначе выгоню вон!
Вчёрась придумал, поганец,
Брагу в корыте завесть.
Старый хромой лихоманец,
Вздумал в могилу мя свесть ?!
И где жа теперь буду мыться
И постирушки справлять ?!
Не сдогадался али не смог
Хучь для себя исспросить лагушок ?!
Слазь с печи, трухлявый пень,
Да поладь хоть ты плетень,
Ён лежит там на виду
С позапрошлого году.
Топай резвей, маразматик,
Ослушаться ты не моги.
Если забудешь, что надо,
Пушкина Сашу спроси.
Вот уж пристала старуха.
Сети уж сгнили давно.
Да провались, Жизнь- проруха,
Нитки в них были дерьмо.
Хоть охрипла бы, карга.
Ну и пусть, что я балда?
Буду слушать глум в пол уха,
Пусть натешится старуха.
Все подзабыла, старая плесень, -
Дед пробурчал в бороду –
Век уж прожили в пустыне,
Где я ей море найду ?!
Высохло море. Вокруг лишь песок
И миражи в знойном небе.
Даже во снах на печи–сухой хек
Не может приснится уже целый век.
А верблюд не рыбка в море,
На колючках сам живет.
На все просьбы и желанья --
Дальше старухи харчками плюёт.
Что я спорю, старый пень,
Пойду спрячусь под плетень.
По пути приму я бражки,
Коль грехи мои так тяжки.
Не подумал Пушкин Саша,
Как изменится жизнь наша.
Вот и сказочке конец
И всему пришел … писец !
/А кто слушал молодец/.
1990 г. |
