Пыль времен улетает в тумане из грез,
Вдаль идет караван, воспевая свой путь.
Ну а я воспою древний город в песках,
Чья тень отразилась в густых облаках.
Его стены пропитаны солнцем и словом,
Он давно и навеки принял свой крест.
Спустя тысячи лет он прошепчет о чем – нибудь новом,
В небеса простирая могучий и царственный перст.
Ершалаим, Джерусалим….. Имя твое ласкает слух,
Благословлен и Священен твой сильный и царственный Дух.
Скажи, что ты видел в дыхании прошлых веков?
Скажи, что ты слышал в песнях соленых ветров?
Здесь не осудят толпой на заклание, здесь никогда не солгут.
Здесь словно любят, - без признаний, здесь, словно отчаянно ждут.
Ждут. Несмотря на время и страсти, ждут и готовы обнять.
Землю твою, о Ерусалим, мне в снах и мечтах целовать.
Город страданий, город любви, город забытых богов.
Город надежд, город интриг, город пряных стихов.
Солнце и время, кровь и песок – вот что за чары твои.
Пальцы разжав, я отпускаю, - в небе, о, сокол, пари!
Взмах, - разрезает он небытие. Взмах – словно тысяча лет.
Вздох, - чья – то жизнь – твое житие? Вздох – и тебя уже нет.
И меч – продолжение усталой руки. И крест. Твой? Или нет?
Неважно. Забудь. Ты возвратишься. Не думай, это не бред.
Мы все словно скифы, блуждая в веках, ищем свой дом и очаг.
Мы тоже здесь были. Я все еще помню. Оливки и медный пятак.
И руки у нас – по локоть в крови. И кто – то меня целовал.
Видел ночами Джерусалим, как звезды Господь зажигал.
Я вернусь к твоим стенам, Ерусалим, - ты помнишь, сияешь и ждешь.
В руки из камня с благословлением – долг дурака, - мною украденный грош.
Я вернусь, даже если не будет сил, чтобы шагнуть в неизвестность.
Я вернусь. И мы выпьем, мой единственный друг, за твою неподкупную честность! |
