Историческая драма по мотивам канонических текстов Ветхого Завета.
В центре сюжета две великих исторических личности, которым судьба уготовила жить и творить в одно историческое время и в одном государстве. Построение сильного государства во враждебном окружении воинственных соседей, пробуждение молодых сил нации и освобождение от ига иноплеменников –цели их жизни, но к осуществлению их каждый из них шёл своим путём.
В романе-пьесе поднимается тема соотношения духовной и светской власти.
Пьеса адаптирована для постановки на театральной сцене с вариантом в стихотворной
форме.
Объем 295 листов, количество печатных знаков без пробелов около 226 000.
Авторы: Отец и Сын Гацуцыны.
Отец – Гацуцын Владимир Ильич, 1936 г.р., врач, физик и писатель, разработал концепцию пьесы в виде общего сценария, и, собственно, обнаружил все ее коллизии.
Сын – Гацуцын Виталий Владимирович, 1961 г.р., пилот, художник и писатель, сделал литературную и поэтическую обработку пьесы.
Пророк и Царь
Отец и Сын Гацуцыны.
Отец – Гацуцын Владимир Ильич, врач, физик и писатель, разработал концепцию пьесы в виде общего сценария, и, собственно, обнаружил все ее коллизии.
Сын – Гацуцын Виталий Владимирович, пилот, художник и писатель, сделал литературную и поэтическую обработку пьесы.
П Р О Р О К и Ц А Р Ь
пьеса на библейскую тему
Главные действующие лица
1. Самуил
-младенец, родившийся у Анны и Елканы;
-мальчик (лет 7-8), которого впервые приводят в Силом и отдают священнику Илию для
служения Богу Израилеву;
-отрок (лет 14-16), с которым встречается «божий человек» (пророк) в Силоме;
-юноша (лет 20), которого провозглашают пророком Израиля;
-Самуил (лет 30), которого провозглашают судьей Израиля;
- Самуил (в возрасте около 60 лет);
- Самуил (в возрасте около 90 лет);
2. Саул
-юноша (лет 18), которого пророк Самуил выбирает в семье Киса для тайного помазания;
-Саул (лет 22), которого впервые всенародно провозглашают царем Израиля;
-Саул (около 30-32 лет), впервые использующий свое право царя призвать на войну
израильтян с внешними врагами;
- Саул- царь (от 32 до 60 лет);
3. Давид
- мальчик-гусляр из семьи Киса, музыкант и оружуносец царя Саула;
-Давид (лет 18), сражающийся с Голиафом;
- Давид (лет 20)- один из военачальников Саула;
-Давид (от 20 до 31 года), преследуемый Саулом;
-Давид (33 года), провозглашенный царем Иудеи в Хевроне;
4. Илий – первосвященник при скинии в Силоме и судья Израиля;
5.Офни – сын Илия,
6. Финеес – сын Илия,
7. Анна – мать Самуила,
8. Елкана – отец Самуила;
9. Кис – отец Саула,
10. Иессей – отец Давида,
11. Ионафан – сын-первенец Саула,
12. Иевосфей – сын Саула, рожденный от наложницы,
13. Мерова – старшая дочь Саула,
14. Мелхола – младшая дочь Саула,
15. Елиав – старший сын Иессея, старший брат Давида,
16. Голиаф – самый могучий воин филистимлян,
17. Авенир – родной брат отца Саула, военноначальник армии Саула,
18. Ахимелех – священник из Номвы,
19. Доик Идумеянин – военноначальник отряда наемников в армии Саула; он же осведомитель
пророка Самуила.
20. Авигея - первая жена Давида до его воцарения, она же жена богача Навала;
21. Ахиноама – вторая жена Давида до его воцарения.
22. Агаг – царь амаликитян,
23. Анхус – царь филистимлян.
24. Навал – первый муж Авигеи, богач из Кармила;
25. Старый пророк - «божий человек» (пророк Израиля), произнесший приговор Илию и его сыновьям;
26. Левит с горы Ефремовой,
27. Гизий - слуга левита,
28. наложница левита,
29. старик-вениамитянин,
30. старейшины колен Израиля,
31. Слуги Саула, Самуила, Илия
32. начальник отряда вениамитян,
33. военноначальники (князья) филистимского царя Анхуса,
34. прихожане в Силоме, приносящие жертвы в главном жертвеннике Израиля,
35. толпа вениамитян
36. библейский летописец (или его голос за кадром).
37. Старик в лохмотьях – доносчик Илия.
38, 39, 40, 41 – Елифаз, Вилдад, Софар, Елиуй – ангелы, которых Господь посылает в качестве советников и одновременно собеседников в самых доверительных случаях, Самуилу. Во все времена пьесы они остаются в одном возрасте.
42. Воин, принесший Илию весть о гибели его сыновей.
43. Гонец
44.Верные слуги Самуила ( два или три)
45. Ахиноамь – жена Саула.
46. Иоав – один из верных Давиду людей.
47. Моах - военачальник филистимкого царя Анхуса, с ним и другие военачальники.
ПРОЛОГ.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. Действующие лица: Левит, его слуга, наложница, старик-вениамитянин, его дочь, толпа вениамитян.
По пыльной дороге на осле едет левит. Впереди него, тоже на ослике, едет его наложница. Ослика, на котором едет наложница, ведет за верёвку слуга левита. На спинах ослов лежат мешки с какой-то поклажей.
Вечереет. За очередным поворотом дороги, впереди и чуть справа, показывается селение.
Слуга:
Мой господин,
день движется к закату,
причем,
чем дальше –
тем быстрее,
а надежды
на отдых мало. -
Мы ж
с утра в пути...
А, между тем,
в долине –
вон, смотрите! –
селение какое-то...
Левит:
Иевус.
Слуга:
Так я о том –
что, если завернуть
к ним на ночь?
Левит:
Умолкни, раб!
О чем ты бредишь?! –
На ночь!
Ты что, не знал? –
Евсей враждебен нам!
Закон Всевышнего –
ко всем, кто нам не братья,
к тем относиться, как к своим врагам.
А что до отдыха –
в седле трястись недолго,
к земле Вениамина близок путь,
там и найдём по крови и по вере
родных...
У них не грех и отдохнуть.
Слуга:
Но...
Левит:
Снова «но»!
Глупец неторопливый!
Ты, Гизий, в расторопности своей,
что мой осел –
упрется молчаливо,
недвижен будет, хоть его убей.
Я повторяю –
город нечестивцев
Иевус...
Слуга
(обреченно к небу):
Ну за что такое мне?
Левит:
Что ты сказал?
Слуга:
Ругаю «нечестивцев»!
(Про себя):
Других, похоже, нет уж на земле.
(обреченно, в сторону):
Куда не плюнь – повсюду нечестивцы!
О чем Бог думал в мыслях обо мне?..
Я -
с ног валюсь,
ослам
легко ль тащиться?..
Левит:
Теперь-то что?
Слуга:
Теперь я об осле.
Левит:
А что осел?
Слуга:
Ослы устали, знайте!
С их прошагайте –
и поймет любой:
коль шлет Господь Иевус –
принимайте!
А плох Иевус –
пусть пошлет другой.
Левит:
Слуги я слышу голос или беса?
Ужели, пес,
позволь тебя спросить,
войду я в дом того,
кто не обрезан,
и тем свой сан позволю осквернить?
Слуга:
Вы правы, господин,
молю прощенья.
Прошу лишь, что сказали, повторить,
уже не мне, а им -
столпам смиренья,
ослам,
бишь то,
отказ ваш объяснить.
Быть может, ваши тезисы по вкусу
прийдутся им,
а также мысль о том,
что сена в нечестивом Иевусе
им не дадут...-
дадут его потом, -
при правильном сложеньи благочестья
и города...,
и голода притом.
Левит:
Ты дерзок, раб!
К тому ж, болтлив не в меру.
Я дерзость языка укорочу!
Ослам же,
чей язык тебе понятен,
скажи –
не уморить я их хочу,
скажи еще,
что скоро будет Гива -
предел Вениаминовых сынов,
где сбудутся в яслях благословенных
мечты всех глупых слуг и всех ослов.
И впредь,
слуга,
в божественном вопросе -
Кому дать первенство –
душе или ослам,
давай душе,
ослов оставь на после,
тем и себе поможешь
и ослам.
Слуга явно не доволен решением своего хозяина, но ничего не поделаешь, приходится смириться.
Свет на сцене постепенно притухает. Это значит, что закат солнца застал путников, когда они приблизились к небольшому селению Гиве.
.
Слуга
(уныло показывая вперед):
И это Гива?
Левит:
Да.
Слуга
(с сомнением глядя на небольшое поселение):
А я-то думал...
Левит:
Что вновь не так,
презренный сын раба?
Пример с ослов бери,
тобою столь любимых:
они не устают себе шагать.
Слуга:
Мой господин,
не трать запасы гнева
всего на то,
раба чтоб отчитать.
Из мыслей я одну заглавной делал -
где б нам,
не осквернясь,
заночевать?
Левит:
Довольно, Гизий!
Меру словоблудья
ты на неделю вычерпал вперед.
Я повторяю:
в Гиве наши братья,
и в ней живет родной по крови род.
Слуга
(про себя):
Звучит, конечно, славно ода братьям,
да червь сомнений в мозг ползет, как вор,
за мною выбор будь -
вы так и знайте -
мне был бы ближе постоялый двор.
Группа въезжает в город и в нерешительности останавливается посреди улицы, не зная у кого можно было бы попроситься на ночлег. На их счастье как раз по этой улице возвращается с поля запоздавший вениамитянин – старик, уставший и одетый так, что не поймешь, к какому социальному слою он принадлежит. Увидев путников, он сначала проходит мимо, но затем останавливается в нерешительности и оборачивается – эти люди явно не местные. Вскоре старик приходит к какому-то решению, и доброжелательно начинает:
Старик-вениамитянин
( Левиту):
Шолом вам всем и мир от Иеговы!
Безмерно удивление мое
визиту вашему в сей нечестивый город,
сравнить с которым можно лишь Содом.
Поведайте –
откуда вы
и кто вы?
Левит:
Смотрит на старика-вениамитянина, решая, стоит ли отвечать, или подождать встречи с кем-то более представительным. Но делать нечего, вокруг ни души.
Мир и тебе, приветливый старик!
В твоих речах звучит благожеланье,
и потому спешу тебя спросить -
что делать нам,
и где найти пристанье?
Я за приют сполна готов платить!
Старик-вениамитянин
(продолжает):
Здесь, путник, дело вовсе не в оплате.
Боюсь накликать на свою семью
беду я,
коль возьму к себе вас на ночь...,
А впрочем…,
будь, что будет -
приглашу!
Левит
О, добрый старец!
Милостью обласкан
да будешь ты с небес и от земли!
Веди же нас,
показывай дорогу,
прими в свой дом и кровом угости!
Ночлегом нашим
мы не станем в тягость,
долги свои я в силах возместить.
пусть дом твой освятит Господня благость
за то, что путников ты взялся приютить.
Перед тобой я ныне, как пред Богом –
стою с наложницей, ослами и слугой,
идем мы долго, целью нашей ставя
закончить путь Ефремовой горой.
Наложницу веду из Вифлеема,
где под горой земля ее отца.
Коль есть Всевышнего ко мне благоволенье,
Ночлегом нашим славишь ты Творца.
Вениамитянин:
Твой брат,
Левит,
с тебя долгов не взыщет,
Расход за ваш ночлег я одолею сам.
Мне счастье
разделить
с тобой и кров и пищу,
и сено положить
в мешки твоим ослам.
Левит
(с благодарностью в голосе):
Ты, знаю, небом послан нам на счастье.
Спасибо тебе, добрый человек!
Пусть волей Господа любое из ненастий
тебе узнать не выпадет вовек.
Вениамитянин
(замахал руками):
Пусть будет благодарность ваша Богу,
пославшему меня к вам в эту ночь
вперед злодеев
в замыслах убогих -
моих сограждан,
кто,
забыв закон,
забыв о чести и гостеприимстве дома,
кому кровосмешенье не препон,
готов идти на Суд путем Содома.
Вениамитянин приводит гостей в свой дом, и дает корм их ослам.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. В доме у вениамитянина. Вениамитянин - хозяин дома, его дочь, его гости.
Путники омывают ноги, едят, пьют.
Голос летописца за кадром: Весть о прибытии в город новых людей быстро разнеслась среди его жителей.
А вскоре, собравшаяся толпа, разгоряченная вином и сикерой, подступила к дому, где усталые ефремляне уже готовились ко сну.
С улицы слышен нарастающий шум и крики.
Крики толпы с улицы:
Хозяин!
Выйди!
Покажи нам в дом введенных!
Старик-вениамитянин:
(выходит навстречу толпе).
Что вам угодно в этот поздний час?
Крики толпы:
Людей познать,
в твой дом пришедших ночью,
и плотью их насытиться сейчас!
Старик-вениамитянин:
О, вы!
Потомки чресл Вениамина!
Иакова избранные сыны!
Кому сейчас вы служите послушно,
и силою какой ослеплены?
Молю вас, братья,
именем Господним,
стопам Которого подножье –
небеса,
Кому подвластно помыслом единым
в геене растопить все те глаза,
которыми вы алчете и зрите,
и с языком отрезать словеса,
которые сейчас вы говорите!
Молю
не делать срама этим людям,
что мне под кров доверили себя.
Они не гости мне,
они –
вам братья -
Ефрема сына ввел я в дом, любя.
Крики толпы:
-Какой Ефрем?..
-Не знаем мы такого!..
-Веди его сюда и познакомь!..
-Хоть толстого, хоть тощего - любого!..
-Да ты, старик, на нас не экономь!...
-А Бога ты не бойся никакого!..
Он в это время спит, поди, давно!
-Да, это время –
бога час другого...
-Тому хоть брат, хоть матерь - все равно!
Старик-вениамитянин
(в отчаянии):
Вероотступники!
Не множьте грех безмерный,
и богохульством не зовите гнев Того,
Кто дал Завет
и выводил из плена
Египетского рабства твоего,
тебя,
Вениамин –
Израиля семя!
Но толпа не унимается и продолжает требовать вывести к ним гостей хозяина.
Исчерпав все доводы, хозяин предлагает обезумевшей толпе, казалось бы. непостижимое:
Вот дочь моя, не знавшая мужчину,
и гость наложницу привел с собою в дом,
отдам обеих вам я вместо гостя,
познайте их,
но гостя я не дам!
На них,
несчастных,
похоть утолите,
раз вкус греха стал так потребен вам,
но знайте –
пламя Божьего отмщенья
уже горит,
и нет спасенья там,
куда с остервененьем вы стремитесь!
В старика начинают лететь камни.
Голос летописца за кадром:
Тогда левит, взял свою наложницу и вывел ее к толпе на улицу.
Толпа надругалась над нею, и надругательство это длилось всю ночь до утра.
Только при появлении зари толпа отпустила наложницу.
Еле добравшись до порога дома, она упала и умерла.
Утром, выйдя из дома, чтобы продолжить путь, левит увидел труп своей наложницы.
Он положил ее на осла и пошел к горе Ефремовой, где был дом его.
Придя в дом свой, левит забил одного из своих быков, разделил его на одиннадцать частей и разослал их старейшинам всех колен Израиля. Не послал только старейшине колена Вениамина.
Так принято было созывать на войну еврейские племена, расселившиеся на землях Ханаана от Вирсавии до Дана.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
Действующие лица: Вениамитяне, израильтяне, отряд молодых вениамитян, их начальник, старейшины израилевы, силомские девицы.
Голос летописца за кадром:
Старейшины колен Израилевых, получив страшное известие о совершенном в Гиве преступлении вениамитян, единодушно решили наказать преступников.
«Не бывало и не видано было подобного сему от дня исшествия сынов Израилевых из земли Египетской до сего дня!» - говорили они.
И собрали всех, умеющих держать в руках меч, от Дана до Вирсавии.
И отобрали по сотне лучших воинов из каждой тысячи из каждого колена, и окружили Гиву Вениаминову.
И произошло сражение.
На заднем плане сцены экран с кадрами из какого-либо фильма, где есть батальные сцены сражений древности (есть ведь и экранизации некоторых книг Библии), или условное, балетное изображение батальных сцен. Видно, что осаждавшие врываются в город; начинается резня; горожане перебиты, в том числе все женщины и дети.
Побоище окончено.
Стоят усталые, израненные воины.
Один из старейшин Израиля выступает вперед.
Один из старейшин израильтян: Поклянемся, братья, перед Всевышним Господом! Поклянемся Ему в том, что отныне никто из нас не отдаст дочерей своих сынам Вениамина в замужество!
Голоса: Клянемся! Клянемся!
В это время на сцену выходит несколько человек в доспехах, с мечами и копьями. Это молодые вениамитянские воины, отряд которых во время штурма города находился далеко от Гивы, защищая границу. Ничего не подозревающий отряд вениамитян был тотчас окружен израильтянами
Военачальник отряда
(в недоумении):
Что происходит?
Почему нас окружили?
Вперед выходит один из старейшин израильтян.
Один из старейшин израильтян:
Вы молоды,
сильны,
и между вами
печатью боя не отмечен ни один.
Скажите, кто вы?
И пришли откуда ?
Военачальник отряда:
Как видишь, издалёка, господин.
Пришли и видим –
вдруг пред нами это...
побоища следы,
и всё кругом
мертвее мертвого,
и мертвые взывают
к отмщению единым мертвым ртом,
покрывши, как коростой, лики улиц
того, что так недавно было Гивой...
Скажи скорее нам, что было здесь,
а также
причину назови нам, по которой
на лицах ваших алчет жажда мщенья?
И объясни –
в чем мы теперь виновны?
Голоса из толпы израильтян:
-Уж только в том,
что вы веньямитяне!
-Повинны пред Израилем,
не нами!
Военачальник отряда:
Перед Израилем?
Но в чем?!
Что защищали
в границах дальних нашего предела
его могущество?
Один из старейшин израильтян:
Могущество?
Не странно ль
назвать защитою могущества Израиля,
насилие -
до самой ее смерти -
невинной жертвы,
в дом вошедшей с миром?
Недоуменные вопросы среди воинов отряда:
«Смерть невинной жертвы?»
«О чем он?»
«Да, к тому ж, пришедшей с миром?»
Военачальник
(гордо выступая вперед):
Старейшина,
возможно ты и прав.
И кто-то над невинной надругался
из наших братьев,
но поверь –
не мы!
Для тех, кто воином, а не презренным смердом
рожден от дочерей Вениамина,
кому слух от младенчества ласкали
оружья звон и стоны побежденных,
того ль достойно тешиться над слабым?..
К тому же, тридцать дней уже минуло,
как мой отряд из Гивы удалился
нести охрану подступов к границе,
и нас здесь не было...
Но если вы и вправду
хотите нас убить за «ни за что»...
Голоса из толпы израильтян:
Не «ни за что»,
а в месть Вениамину!
Военачальник:
...Мы примем смерть достойно.
Только прежде
позвольте нам оплакать наших близких,
а после приступайте к убиенью.
Один из старейшин израильтян (оборачиваясь к своим): Братья мои, вы по прежнему считаете этих воинов повинными в смерти наложницы?
Голоса из толпы: «Невиновны!» «Невиновны!» «Пощадить!»
Один из старейшин израильтян:
Вы свободны, братья!
Окружение расступается перед воинами вениамитянами.
Один из старейшин израильтян
(продолжает):
Вы доказали с честью и наглядно,
что не были повинны в преступленьи
в ту ночь,
когда другие ваши братья
терзали плоть несчастной и невинной.
Вам не в вину,
что мы собрались в Гиве,
соединясь мечем, огнем и клятвой,
с корнями вырвать племя Веньямина,
а вы из их колена оказались.
Ступайте ж с миром!
Военачальник:
С миром?
Далеко ли?
Наш мир был в Гиве и ее границах.
Теперь же мира нет,
как нет и тех,
кто нас любил
и кто любим был нами.
Куда ж идти нам?
Дайте нам ответ.
Голос летописца за кадром:
И тогда поняли старейшины израильские, что теперь одно из колен Израиля обречено на вымирание: не осталось в живых ни одной вениамитянки, которая могла бы рожать детей от оставшихся воинов колена Вениамина.
Восклицания старейшин и всего народа с ними: «Господи, Боже Израилев! Для чего случилось это под небом Израиля, что не стало теперь у Израиля одного колена?»
На сцену выходит самый мудрый из старейшин.
Самый мудрый из старейшин:
Мы оказались в трудном положеньи:
Не можем мы нарушить нашу клятву
пред Господом
о том,
что не дадим
в замужество сынам Вениамина
дщерей Израиля.
Возгласы из толпы:
И что теперь нам делать?
Как сохранить,
почти совсем отрезав,
ветвь Веньямина –
младшего из братьев?
Самый мудрый из старейшин
(поднимая руки кверху и к народу):
От Господа решение приходит!
Я выход вижу, братья, лишь в одном.
Возгласы из толпы:
- Скажи тогда,
как нам восстановить,
по прежнему,
чтоб было все
как было?
- И прямо от Иакова начни!
Самый мудрый из старейшин:
Оставшаяся ветвь Вениамина
пускай чужою ветвью прирастает:
Пусть эта малость -
кто остался жив -
захватит жен из дочерей Силома,
и павшее колено восстановит.
Всем понравилось это предложение и народ начал кричать: «Славен и благосклонен наш Господь к народу своему! Спасибо Ему за то, что послал Он словами старейшины спасение колену Вениаминову!»
Израильтяне и их старейшины уходят со сцены. На сцене остаются юноши из отряда вениамитян. Из-за кулис появляются молодые силомские девушки и начинают водить хороводы. К ним подходят юноши-вениамитяне, поочередно выбирают себе девушек и уходят вместе с ними со сцены.
Действие сопровождается голосом летописца.
Голос летописца за кадром:
В эти дни в Силоме проходили празднества, и много силомских девиц вышли в поле с цветами, чтобы водить хоровод у капищ своих богов.
Вениамитянские воины, скрытно подойдя к месту гуляния, взяли силомских девиц и привели в свои дома.
Племя, населявшее Силом, было слабое, воинов среди них почти не осталось. Потому, зная силу вениамитян и их крутой нрав, силомляне смирились с происшедшим и даже были рады породниться с сильными соседями, надеясь получить у них защиту от воинственных соседей - филистимлян и амонитян.
Этот эпизод даёт нам важнейшую деталь: одним из тех, оставшихся в живых вениамитян, который получил в жены представительницу другого племени, был предок в седьмом поколении Саула – будущего первого царя первого объединенного государства еврейского народа.
(На этом кончается пролог пьесы. Подробности его см. в главах 19,20,21 книги «Судей»).
АКТ 1
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
Действующие лица: люди с жертвоприношениями, рабы священников, пророк Илий, Офни, Финеес, Анна, ее муж Елкана, младенец, мальчик.
В тени небольшой рощи, что раскинулась в долине между холмами, - жилые и хозяйственные постройки. Здесь живут священники, несущие службу при скинии. Главный священник – Илий – совсем уже немощный старец, которому идет восьмой десяток лет. Ему помогают двое сытых, пышущих здоровьем сыновей – Офни и Финеес.
К скинии идут люди, тянущиее на веревках жертвенных баранов, несущие на плечах кувшины, голубей в клетках – словом, несущие жертвоприношения.
Голос летописца за кадром:
Конец 12-го века до Рождества Христова. Небольшое израильское поселение Силом.
В те времена здесь находился главный жертвенник израильтян, а также скиния и ковчег завета, т.е. главные реликвии народа, которые завещал иметь бог Израилев Моисею на горе Сион.
Один из этих людей
(вполголоса кому-то):
Подумать только!
Из целой жизни,
устремленной к Богу,
дня не было,
с молитвами,
с блюденьем чистоты,
в который Илий не подал пример
собой двум сыновьям -
Офни и Финеесу.
И что в конце? –
Никчемнее людей,
чем эти лодыри,
в Силоме не отыщешь.
Вот и скажи -
где в мире справедливость?
Второй из этих людей:
Скорей всего, ее и вовсе нет...
Во всяком случае, пока...
Иль, если есть, то где-то,
но не здесь.
Первый:
Пока, ты говоришь?
Второй:
(поясняет):
Ну да, «пока» –
читай: «на этом свете».
Третий из этих людей:
Что и сказать - награда для отца!
Не знают Господа, приличий, назначенья –
Священников служение им чуждо.
Кто-то из этих людей:
Вы только посмотрите, как они,
когда идет приготовленье мяса
животных,
предназначенных для жертвы,
приходят с вилками
и сразу опускают
в котлы их,
не стесняясь,
не заботясь,
когда сварится жертвенное мясо.
Голос кого-то:
Великий грех берут они на душу.
Первый из этих людей:
Да что им грех?
Набить бы лишь утробу!
Как лисы над растерзанной собакой:
что оторвут,
то и заглотят в пасти!
Кто-то из этих людей:
Какая мерзость!
Первый:
Хуже!
Святотатство!
Говорящие приходят к скинии и их разговоры о сыновьях Илия стихают.
У скинии священнослужителям прислуживают рабы, в основном отроческого возраста.
У главного жертвенника суетятся насколько человек. Одни - варят в котлах жертвенное мясо, другие – поджаривают мясо на больших сковородах, третьи – разделывают только что зарезанных жертвенных животных.
Между ними бойко снуют рабы Офни и Финееса (сами сыны Пророка стоят поодаль и наблюдают за их действиями). Рабы бесцеремонно, не обращая внимания на возмущенные взгляды жертвоприносящих, отбирают для своих господ лучшие куски мяса, не прошедшего еще даже жертвенник.
Возмущенные голоса прихожан:
Хотя бы выждали,
пока сожжется тук,
как должно.
Уж потом берите мясо!
Рабы
(грубо):
Кто дал вам власть
нам –
слугам сыновей пророка,
указывать -
что делать,
что ни делать?
Выкладывайте наземь свои жертвы -
и с глаз долой!
Теперь же всё давайте!..
Иль силою возьмем!
Голос:
Уж кто бы спорил?...
В другой части сцены, в скинии, сидит и сам пророк Илий. Через приоткрытый полог он внимательно наблюдает за женщиной, молящейся перед ковчегом Завета. Ее уста что-то бормочут.
Илий
(про себя):
Не в первый раз сюда она приходит.
Встречал ее я здесь и в прошлый праздник,
и в тот раз тоже,
помню,
показалась
она не слишком трезвой мне...
А впрочем,
от истины я мог и удалиться...
Пойду,
спрошу ее.
Причем,
начну построже и нахмурясь, -
для страху пущего,
а там уже решу…
Илий еще какое-то время наблюдает за женщиной, потом нахмуривается, встает, и подходит с гневным видом к молящейся.
Илий
(гневно, с упреком):
Доколе будешь ты являться пьяной,
когда приходишь на святое место?!
Прочь выйди,
протрезвись,
потом приди!
Женщина
(смиренно):
Нет, Илий,
не пила твоя раба!
Не позволяла ни вчера, ни ныне,
ни даже в мыслях пригубить сикеры.
Душа моя скорбит,
и изливаю
ее я перед Богом преклоненно.
Нет, не считай негодною из женщин
меня, -
что только от великой скорби
стоит пред Небом,
Небо умоляя...
Илий
(несколько смущенно):
Поведай мне,
о милости какой
ты,
дочь моя,
столь истово и рьяно,
Всевышнего безмолвно умоляешь?
Открой мне сердце,
словом проясни
своей мольбы глубокие истоки.
Женщина:
Мне не дал Бог дитя.
А у наложницы Елканы –
он мой муж –
ребенок есть.
И хоть Елкана любит
меня,
а не наложницу,
но сын –
такой же сын, как был он у Агари,
наложницы пророка Авраама -
так вот,
тот сын её мне не даёт покоя,
и ревность пробуждает.
Такую ж ревность,
как рождал тогда у Сарры
лик сына Авраама и Агари.
Илий:
Как имя твое,
дочь моя?
Женщина:
Я Анна.
И родом я из Рафаим-Цофима.
Илий:
А,
это тот Цофим,
что расположен на горе Ефрема?
Женщина:
Да, господин мой.
Но,
правда,
ныне
мы с мужем проживаем близ от Рамы.
И хоть давно немолоды мы оба,
но чуда чадородья непрестанно
мы до сих пор с надеждой ждем от Бога.
Илий
(как бы про себя):
В Писаньи Сарре было девяносто...
Аврааму сто...
Женщина:
Ты прав,
мой господин.
И потому не устает молиться
и приходить сюда твоя раба.
Илий
(растроганный услышанным):
Иди же с миром,
дочь моя.
...И верь.
Анна встает и уходит в тень, вглубь сцены.
Илий
(ей, ушедшей, вслед, про себя):
Я вижу волю Неба о тебе -
прошение твое Господь исполнит...
Голос летописца за кадром:
И возвратились домой Анна и ее муж Елкана. И вспомнил об Анне Господь...
Через некоторое время Анна зачала, и родила сына, и дала ему имя: Самуил; ибо, говорила она, от Господа я испросила его.
Анна выходит из тени, на руках у нее младенец, рядом с ней - Елкана – ее муж.
Анна (дает обет Господу): Когда младенец будет отнят от груди, и подрастет, тогда я отведу его в скинию, и он явится пред Господом, и останется там навсегда.
Елкана (одобряет такое решение): Делай, что тебе угодно; и пусть утвердит Господь слово, вышедшее из уст твоих.
Снова уходят вглубь сцены, в тень.
Голос летописца за кадром:
Прошло несколько лет…Самуил подрос. Пришло время исполнить обет, данный Анной Богу.
Анна и Елкана приходят с Самуилом в Силом, взяв для жертвоприношения муку и мех вина.
Им навстречу выходит Илий.
Анна приносит жертву, затем берет за руку Самуила и подводит его к Илию.
Анна
(Илию):
Мой господин!
Живи душа твоя!
Я Анна,
если вспомнишь ты такую.
Та самая,
что год назад с молитвой
сюда на поклоненье приходила,
прося Небес о дарованьи сына.
Илий:
И что ж они -
я, в смысле, Небеса -
послали чудо?
Анна
(выводя перед собой мальчика Самуила):
Вот оно –
послали!
Илий
(с некоторым сомнением глядя на ребенка):
Вот этот мальчик –
чудо?..
Анна:
...из чудес!
И это чудо привела я в услуженье
тебе и Богу –
как и обещала.
Илий:
Ты обещала?..
Мне?!
Анна:
Себе и Богу.
В то время,
когда,
стоя здесь,
молилась
о дарованьи мне сего дитяти,
клялась себе я –
если будет чудо,
то сына посвящу на веки Богу.
Илий
(чуть насмешливо):
А если б вышла дочь?
Анна:
Мне дали сына...
И поклонилась в скинии Анна Господу.
Илий (берет за руку ребенка. Анне и Елкане): Да даст вам Господь детей еще вместо этого, которого вы отдаете Господу!
Илий кладет свою руку Анне на голову, Анна целует его руку, целует сына, затем Илий уходит вместе с мальчиком со сцены.
Голос летописца за кадром:
У Анны и Елканы родились еще три сына и две дочери.
Отрок же Самуил стал служить в скинии пред Господом.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ: Действующие лица: Илий, который стал совсем старым, Офни, Финеес, Самуил в возрасте 14-16 лет, старый пророк из Рамы ъ
Голос летописца за кадром:
Прошло ещё несколько лет...
Илий
(про себя):
И раньше слухом полнилась земля
о прегрешеньях Офни с Финеесом.
Но то,
что говорят теперь
об их бесчинствах,
пьянстве,
любострастьи
пределы превосходит разуменья!
Дошло все до того,
что, не стесняясь,
они готовы принудить к соитью,
в храм женщин приходящих на моленье.
О, мой позор!
Не зрите, Небеса,
на это всё!
А, зря,
не поразите!
Отсрочьте приговор!
Ведь я –
отец,
к сынам мне застит вежды
моя любовь,
из-за которой я
доныне не отрекся от надежды
сынов увидеть в облаченьи риз
служителей Господних и Судей.
Я сам двух этих должностей верховных
объятьем услаждал теченье жизни.
Несли они почти всю власть земную.
Ту власть,
что я лелеял передать
им –
тем,
что в жизни оказались недостойны
не только власти,
но и снисхожденья...
И мне ль не видеть,
сколь напрасны мысли
их образумить...
и не видеть света
на этом темном фоне
Самуила?
Ведь, чем темнее ночь,
тем ярче видно пламя.
Входят Офни и Финеес. Они шумны, явно навеселе, и вообще, мало обращают внимания на скорбящего Илия.
Илий
(сыновьям, с досадой):
О вас мне снова донесли худое.
Офни:
Отец, оставь!
Ты что,
забыл свои
дни молодые –
в кругу друзей,
хмельных вином и страстью,
когда веселье будоражит кровь
и брызжет вверх
в безудержных безумствах?
Иль,
скажешь,
вовсе
их ты не имел -
дней юности
благих и скоротечных?
Илий:
Возможно, и имел..,
Но дни, а не молву.
Финеес:
Да что мы сделали, в конце концов, такого?
Офни:
Ну, выпили...
ну, лишнего.
И всё?
Илий:
Ну выпили.. ну лишнего... –
Такими
словами надлежит гласить Пророкам?!
Безумные слепцы,
а не Пророки!
Ужель не ясно вам,
что, видя ваш пример,
народ Господень может стать слепцом
слепцами же влекомый в приношенье
геениному рву
с его бездонным ртом?!
Офни:
Ой-ой!
Какие громкие слова!
Да с детства только слышим с Финеесом:
– веди себя достойно,
-не делай этого, того
-не будь таким...
Каким,
скажи на милость?!
Ну, каким?!
И сколько это может продолжаться?
К тому же,
чем народ мы развращаем?
Иль этот твой народ -
лишь сборище несмысленных младенцев?
Так кто же их учил,
ты не напомнишь?
Не ты ли?
Что ж –
прекрасно получилось!
Учи же их и дальше в том же духе,
а нас учить помилуй –
слишком поздно!
Илий
(обреченно):
Не только действия –
слова твои без смысла!
Когда бы «дням благим и скоротечным»
вы не служили столь самозабвенно,
а слушали отца,
тогда могли бы
и после моей смерти в благоденстве
пить сладость власти от щедрот народа.
Но вам по вкусу грех...
Финеес:
Сказал ты «грех»?
Тогда против кого же?
Илий:
Лишь против Господа –
ни много и ни мало...
Ты прав, мой сын,
приемлю обвиненья
В пустой попытке втолковать безумцам
Ту истину, в которой корень бед:
Где человек грешит на человека –
Там теплится надежда на спасенье.
Но если он греховен против Бога,
Там нет надежды даже на надежду
спасти безумца ни в одной из жизней -
Ни в этой, ни, тем более, в загробной.
Да, видно, что-то плохо получилось
В моем внушеньи...
(Добавляет тихо):
Впрочем, прав ты - поздно...
Офни:
Что поздно,
поясни,
и почему?
Ты сам учил –
ничто не слишком поздно.
Илий машет рукой и ничего не отвечает.
Илий
(про себя):
Мне в ночь сегодня было откровенье –
О том,
что Бог решил предать вас смерти.
После этих слов, как их иллюстрация, разворачивается следующее действие: сцена высвечивается в другом конце, причем, актер, играющий Илия, подобен ему по стати и одежде, но видится в тени – его черты не видны, слышен только голос Илия, записанный заранее, так как если бы Илий вспоминал эту ночную сцену откровения:
. Действующие лица: пришедший к Илию старый пророк из Рамы, Илий.
Глубокий вечер в комнате Илия. На столе горит лучина. Старый пророк – «божий человек» и Илий сидят за столом и едят, макая хлеб в уксус. Видно, что беседа идет уже долго, и собеседники давно и хорошо знают друг друга.
Старый пророк:
В Израиле есть слух,
что при тебе есть отрок.
Илий:
В Израиле еще есть много слухов,
и отроков при скинии немало...
О ком из них сказал тебе Израиль?
Старый пророк:
Ты знаешь сам, о ком он мне сказал.
И что-то мне подспудно шепчет в ухо,
Что знаешь хорошо...
Илий:
Конечно, знаю –
Ты хочешь слышать имя Самуила?
Старый пророк:
Да.
Илий:
И что же ты о нем хотел узнать?
Старый пророк:
Всего лишь то, что хочешь рассказать
о нем ты сам.
Не больше, и не меньше...
Илий:
Ну, что?..
При мне он служит...
Уже лет десять,
или что-то вроде...
Старый пророк:
И это все?
Илий
(пожимает плечами):
А что еще?
Старый пророк:
Молва о нем заполнила Израиль,
И,
видишь как,
дошла и до меня,
И всё из-за того, что он здесь служит
лет десять или,
как сказал ты,
«что-то вроде»?
Не странно ли?
Илий
(не понимая):
Молва преград не знает,
Ее полет уздой не остановишь.
Старый пророк
(усмехнувшись, поправляет себя):
Здесь спору нет, ты прав –
преград не знает.
И потому,
опять, со слов молвы,
Я кое-что слыхал о благочестьи
служащего при храме Самуила.
Илий:
Молва права –
усерден он в молитве,
Но Раме что до этого?
Иль в ней
Совсем не сохранилось благочестья?..
Конечно, кроме, Бога и тебя?..
Старый пророк: (смотрит на Илию, но не отвечает на его вопрос)
Илий:
Так что же ты хотел о нем узнать?
Старый пророк
(спрашивает, но таким тоном, что этот вопрос звучит скорее как приказание):
Ты мне его покажешь?
Илий: (Вместо ответа снова макает хлеб в уксус)
Старый пророк:
Ну,
так как же?
Я жду ответа –
ты его покажешь?
Илий
(продолжая тщательно жевать хлеб, кивает в сторону окна):
Что мне показывать его? -
Увидишь сам.
Сегодня утром был он у овчарни,
(поднимает глаза на пророка):
Там, стало быть, и следует искать.
Старый пророк
(как- будто разговора о Самуиле не было и в помине):
Века минули с древних дней Исхода,
Когда , ведомый мудрым Моисеем
Пришел Израиль в земли Ханаана,
И по Завету Господа святому,
Обещанному предку Аврааму,
Землей,
текущей молоком и медом
он овладел.
Селенья от Вирсавии до Дана
чтут с той поры колена Израиля –
Силом и Раму.
Так идет издревле,
что Бога в Раме слушают Пророки,
В Силоме ж ищут указанья Судей.
И много лет,
я – в Раме,
ты – в Силоме,
исправно,
в соответствии с Законом,
блюли две эти должности святые
- Пророка и Судьи.
Но жизнь минула...
Минула жизнь –
и мы с тобою стары,
От немощи иссохлись, как пергамент,
И стали дряблыми тела,
но хуже - мысли.
Мы стали, как сгоревшие уголья,
как два испепеленные кострища,
которым больше ни светить, ни плавить,
ни зажигать младых сердец в Израиле.
Теперь, дай Бог, хотя б самим согреться.
А, между тем,
народ наш в притесненьи,
И племена неверных по границам,
те, средь которых зреют государства,
с годами нас всё больше угнетают
и дани непосильной множат бремя
день ото дня.
Такое униженье
не может продолжаться дальше боле!
Навина слава - воина-полководца -
должна в Израиле, как прежде, возродиться.
В том наша миссия –
найти царя Израилю.
Царь-полководец –
только в нем спасенье.
Об этом в Раме был мне голос свыше,
Затем я и пришел к тебе на встречу.
Известны мне, Пророк, твои стремленья –
Ты сыновей своих хотел бы видеть
на нашем месте вместо нас с тобою.
Отца мечты достойны извиненья,
Но чаянья народа много выше
любви отцовской,
как и всякой прочей.
Сынов твоих не зрю я в планах Бога -
Они никчемностью равны пустому месту.
И о другом пора принять решенье
Преемнике
на две святые миссии.
После этих слов старый пророк почти отворачивается от Илия и почти мечтательно глядя в небо, полушепотом произносит:
И станет тот преемник самым главным
Лицом в народе …
и вернет былую славу.
Илий:
Как только ты в Силоме появился,
Я понял, что приход твой многосмыслен,
Не мог он быть не больше, чем прогулкой.
(хватается за сердце и тихо, почти со стоном, шепчет):
О, что за сила сердце вдруг сдавила?
И почему внутри так стало гулко?
Старый пророк:
Наверное душа твоя трепещет
пред Господом и пред его расплатой.
Я слово от Него принес сегодня
Тебе…
Услышь же это слово:
далее произносит с закрытыми глазами, как если бы он внутренне читал
Так говорит Господь:
Вот наступают дни, в которые Я подсеку мышцу твою и мышцу дома отца твоего, так что не будет старца в доме твоем. И не будет в доме твоем старца во все дни. Никто из потомков твоих не доживет до старости.
Я не отрешу у тебя всех от жертвенника Моего, но все потомство дома твоего будет умирать в средних летах.
И вот тебе знамение, которое последует с двумя сыновьями твоими, Офни и Финеесом: оба они умрут в один день.
И поставлю Себе священника верного: он будет поступать по сердцу Моему и по душе Моей; и дом его сделаю твердым, и он будет ходить пред помазанником Моим во все дни.
Илий (смиренно, поднимая глаза на пророка): Он – Господь; что Ему угодно, то да сотворит. (Помедлив) Пойдем, я провожу тебя к Самуилу.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ .
Действующие лица: Старый пророк, Самуил.
Улица. Темно, и лишь в верху пятно, откуда-то идущего неясного света,чуть подсвечивает сцену. Старый пророк, как бы случайно, встречает Самуила возле смоковницы, которая качает ветвями, и ее листья шумят от порывов теплого ветерка. Время от времени слышно блеяние овец, чьи-то далекие голоса, такой же далекий приглушенный смех.
Самуил (проходя мимо старого пророка, склоняет голову в почтительном поклоне)
Старый пророк
( дотрагиваясь вослед до плеча Самуила):
Самуил!
Самуил
(Оборачиваясь):
Кто звал меня?..
( в недоумении):
Ты знаешь Самуила?!
Старый пророк:
А знаешь ли, кто я?
Самуил:
Ну, я-то тебя знаю,
Ты - «божий человек».
Старый пророк:
Так что тогда тебя так удивило,
Раз называешь человека Божьим?
Самуил:
Не столько то,
что я тебе известен,
Насколько то –
не много ли мне чести?
Ты - божий человек... и вдруг ко мне..
Старый пророк:
По лицам лишь слепой о людях судит,
Бог судит по делам...
и намереньям.
Не думай попусту –
достоин, не достоин?
Достоин, раз Господь меня приметил,
В Силом теперь привел для узнаванья
Тебя
пред тем, как дать тебе Израиль.
Самуил (склоняет голову в немом почтении)
Старый пророк:
За дни немногие, что здесь я пребываю,
Я тайно наблюдаю за тобой.
Указывает на камень под смоковницей, на который садится и сам.
Теперь сядь рядом, отрок, и узнай,
Кем быть тебе начертано судьбою.
(продолжает):
Что ты сейчас услышишь, знать не должен
Пока никто...
Самуил:
Никто? И даже Илий?
Старый пророк:
И прежде прочих Илий... хоть, конечно
Он сам,
о чем скажу я,
догадался.
Самуил:
Тогда я весь вниманье, господин.
Останусь нем и перед ликом смерти.
Старый пророк:
Весть о тебе донес ко мне Всевышний
Чрез весь Израиль.
Возраст мой преклонный,
Настало время думать о наследстве:
Где тот,
кому по силам это бремя –
Пророчить и Судить,
и зваться Божьим?
Кто он, –
к кому прислушиваться будет
Не только тот, кто прост,
но хуже - знатен?
Кто с самых дней пророка Моисея
Считается звеном в цепи небесной,
Связующей двоих –
людей и Бога,
И чьи слова «Бог дал мне указанье»
Никто не в праве подвергать сомненью?
Мне Всеблагой ответил на раздумья,
Своим перстом мне указал тебя Он -
Тебе стать предстоит пророком Божьим.
Самуил:
Но, Божий человек,
Да я ль достоин?!
Старый пророк:
Вопрос твой, отрок,
и простой и сложный.
Кому по силам в Боге усомниться?
Не ведомы нам замыслы Господни,
И цель Его нам, смертным, недоступна.
Тебя избрал нам перст благословенный,
И, стало быть, без страха и сомнений,
Без рассуждений, лишь склонясь смиренно,
Ты должен воле Неба покориться.
Когда-то –
сотни лет тому минуло -
Он также выбрал старца Моисея,
Отдав косноязычному, седому
всем молодым, речистым властолюбцам
Свое в освобожденьи предпочтенье.
И тот старик –
усталый, неречистый,
Избавил свой народ от рабства плена,
И дал канон, что не подвластен тлену.
Ты, Самуил, бесспорно, ещё молод,
И бремя власти для тебя чрезмерно,
Но положись на Бога.-
Он твой светоч!..
А я ещё добавлю, что я в силах.
А теперь послушай, что тебе надлежит делать дальше...
(Голос пророка сходит на нет, свет постепенно гаснет, и сцена на этом заканчивается, хотя ещё некоторое время слышны, не различимые ухом, наставления «божьего человека» Самуилу).
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
Действующие лица: Илий, Самуил, Голос.
Прошло несколько дней.
Ночь. В одном месте сцены Илий спит в своем доме. В другом месте сцены, в скинии, где стоит ковчег Завета, молится Самуил. Оба места разделены перегородкой – это дверь. Перед Самуилом светится лампада. Полумрак в скинии.
Вдруг слышен как бы очень отдаленный гром. Лицо Самуила становится напряженным. Он напряженно вслушивается в звук.
Снова слышен тот же отдаленный гром, после которого Самуил вдруг вскакивает и бежит в комнату, где спит Илий.
Самуил
(становится, преклоняя голову, перед спящим Илием, и говорит громко):
Пророк, я здесь,
и жду, что ты прикажешь!
Илий (продолжает спать)
Самуил:
(еще громче повторяет):
Ты звал меня?
Так я пришел и жду!
Илий
(просыпаясь):
Чего ждешь и зачем?
И почему ты здесь?
Самуил:
Пришел и жду
твоих я приказаний...
Ну, раз ты звал?..
Илий
(отмахиваясь, и шумно поворачиваясь на другой бо)к:
Я звал?
Тебя?
И скажешь мне - зачем?
Иди и спи! Никто тебя не звал.
Самуил возвращается в скинию и снова начинает молиться.
И снова напрягается. Кажется, он слышит тот же звук, который, впрочем, дествительно можно при желании принять и за раскаты какого-то неземного голоса.
И опять бежит отрок к Илию.
Самуил
(к Илию, теперь уже не спрашивая, а почти утверждая):
Я снова здесь!
Опять ты звал меня?!
Илий
(окончательно проснувшись и чуть гневно):
Да что с тобой такое, в самом деле?!
Какая дурь, иль прихоть посетила
твой разум среди ночи и покоя,
что сон мой ты повторно прерываешь
своим бесцеремонным глупым криком?
Самуил
(продолжает настаивать):
Я слышал голос.
Голос звал меня
по имени…
Так это был не ты?
Как странно...
Что я,
дважды обознался?
Но не ослышался -
он точно звал меня!
Примерно так,
послушай: «Самуи-и-л!»
И тут Илий начинает понимать, что за голос слышал Самуил.
Илий
(про себя):
Его воззвал Господь.
Голос летописца за кадром: Самуил еще не знал голоса Господа. Слово Господне в те времена было редко и видения пророческие не часты.
Илий
(вслух):
Пойди к себе,
спокойно спать ложись, .
но жди…
И если повторится
тебе тот голос,
и так же тихо скажет «Самуил»,
то знай –
ты удостоен Гласа Бога.
Ты призван, будь готов.
Но ты не бойся,
с постели встань,
колени преклони,
и отвечай Ему:
«Реки мне слово, Боже!»
Самуил идет к себе и ложится на свое место. И когда он уже почти начал засыпать, снова слышит тот же звук. Но теперь он уже явственно различим, как голос.
Голос:
Самуил!..
Самуил!..
Самуил вскакивает и простирает руки к небу.
Самуил
(тихо, немного со страхом, вверх):
Я здесь, говори Господи! Раб Твой слушает Тебя!
Голос: Слушай, Самуил!
Настанет день, когда Я сделаю в Израиле такое дело, о котором кто услышит, у того зазвенит в ушах. И исполню Я в тот день над Илием все то, что Я говорил о доме его; Я начну и окончу.
Я объявил ему, что накажу дом его навеки за ту вину, что он знал, как нечестивы сыновья его, и не обуздал их. И посему клянусь дому Илия, что вина дома Илиева не загладится ни жертвами, ни приношениями вовек .
Самуил еще ждет, что скажет Голос. Но Голос не повторился.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.
Действующие лица: Илий, Самуил.
Утро в комнате Илия. Илий сидит на постели, но видно, что в эту ночь он так больше и не ложился.
Стук в дверь.
Илий:
Ты ль это, Самуил?
Самуил
( из-за двери):
Я, господин.
Позволишь мне войти?
Илий:
Входи!
Робко и в сильном смущении в комнату входит Самуил.
Илий
(с некоторым нетерпением в голосе и тревогой):
Ну, что?
Самуил :
Что, рави?
Илий :
Был ли голос снова?
Самуил:
Да, господин мой, был.
Илий
(Самуилу, но не глядя на Самуила):
И что тебе сказал Он?
Говори!
И скрыть не вздумай от меня ни слова!
Иначе быть наказанным тебе
и мной и Господом!
Ну,
что ж ты?
Говори!
Самуил
(немного помявшись и очень неохотно):
Господь послал мне слово о тебе.
Молчит.
Илий
( нетерпеливо и с тревогой):
Ну?!
Что же было дальше?!
Не томи!
Самуил:
Господь сказал мне, что уже готовит
тебе Он наказанье.
Илий:
Наказанье?
И.., может, Он сказал тебе, за что?
Самуил:
Да...
За грехи...
То есть, нет, не за грехи....
То есть, за грехи...
но не твои.
Илий:
Тогда за чьи же?
А, впрочем, все!
Молчи,
не говори!
Известно мне, за чьи...
Самуил:
Да,
Он накажет
тебя за то, что сыновей не образумил
своих ты...
Илий:
Хватит!
Хватит!.. Замолчи!
Сказал ведь, знаю!
(про себя)
Знаю...
зачем из Рамы приходил Пророк.
И более того –
все знал сначала.
