Боб привык и внешне совсем не реагировал на дразнилки одноклассников. Отец ему всегда говорил, что раз рыжий, значит, солнышко любит. А мама улыбалась: «Какой же ты толстый? Ты просто крупный. Хорошего человека должно быть много». Бабушка обещала, что как только у него что-то будет с женщинами, так и прыщи исчезнут, а очки в будущем солидности придадут. Одноклассники и ребята со двора увидели, что прозвища «очкарик», «жиртрест», «прыщ» и «ржавый» не достигают цели, дразнить его стало неинтересно, и от Боба отстали. Друзья у него не появились, но и нападки прекратились.
А первого сентября в классе появилась новая девочка. Боб сразу почувствовал в ней родственную душу. Красное пятно на щеке новенькая пыталась спрятать за косой, заплетённой набок, а уродливую бородавку на подбородке прикрывала ладошкой. Вот только нос картошкой был на самом виду. Она смотрела на всех исподлобья, явно не хотела ни с кем общаться. И сразу села за пустую парту. Боб заметил, с каким пренебрежением новенькую окидывали взглядом мальчишки, и как шушукались у нее за спиной девчонки. Она поджимала тонкие губы и выглядела затравленным зверьком.
После уроков Боб догнал девчонку.
- Эй, забыл, как тебя зовут. Меня Борис. Правда, все зовут Бобом. А ты?
- Катя. Но мне не нравится это имя. Из-за фильма «Не родись красивой». Как скажешь Катя, сразу спрашивают: Пушкарева? Просто трясёт уже.
- А как тебя тогда называть?
- Мама зовет Катусей или просто Тусей, - девочка недоверчиво дёрнула плечиком. – А что?
- Тогда и я буду звать тебя Тусей. Давай дружить, - Боб улыбнулся, и Туся заинтересованно взглянула на мальчишку. Она захлопала белёсыми ресничками, близоруко щурясь.
- Давай… – вздохнула девочка, и Боб понял: догадалась, почему он к ней подошёл.
- Тогда я тебя провожу домой, - и Боб галантно взял Тусин портфель.
Они шли, болтая, по двору, когда услышали гогот:
- Смотри, смотри, какую красотку Боббер оторвал. Ай да Боббер, не растерялся.
В глазах Туси блеснули слёзы. А Боб улыбнулся:
- Ты не обращай внимания, они не стоят твоих слёз. Ты выше, услышала такой бред – и смейся над этими дураками. Я давно понял: внешняя оболочка ничто, главное, что внутри. Не будешь расстраиваться, хорошо?
- Хорошо. И ты всегда будешь со мной?
- Конечно. Ты теперь мой единственный друг.
С тех пор Боб и Туся стали неразлучны. Они сидели за одной партой, вместе шли в школу и из школы. И если вслед раздавалось: «Глянь, какая парочка уродов…», они переглядывались и смеялись. Это было ритуалом, защитой от внешнего мира, который нагло пытался вторгнуться в их маленький мирок.
Когда им исполнилось по восемнадцать, сыграли скромную свадьбу. Бабушка Боба подарила внуку свою квартиру. Родители с обеих сторон были счастливы: дети нашли друг друга, ведь вдвоём легче противостоять жестокости тех, кто не может простить инаковость.
Так и жили: куда Боб, туда и Туся. В институте только вместе, особняком. Вдвоём ходили в походы, на выставки, в театр, ездили к морю. Читали книги, а потом бурно обсуждали прочитанное. Когда они были вместе, Туся не замечала насмешливых или жалеющих взглядов. Они не пытались заводить друзей. И были счастливы.
А после окончания института всё пошло не так. Боб устроился на высокооплачиваемую работу. Тусю же никуда не брали. Она звонила в фирму, ей предлагали прийти на собеседование, а потом оказывалось, что место уже занято.
- Ты так не переживай, - утешал Боб, - безработица - дело такое. Хорошо, что я работаю.
- Безработица? – срывалась на визг Туся. – Не делай вид, что ты не понимаешь. Меня не берут из-за моей внешности.
- Перестань ерундить, ты ведь не моделью хочешь быть. Какой работодатель берёт сотрудника за внешнюю оболочку? Меня же взяли на работу, хотя я далеко не красавец.
- Что ты сравниваешь? Недаром же говорят: если мужчина хоть немного лучше обезьяны, то уже не урод. А ты никогда не задумывался, что внешность откладывает отпечаток и на характер человека? Я становлюсь злой и раздражительной. Тебя нет рядом, и я беззащитна.
- Тусь, не надо так реагировать, не могу я быть всё время рядом.
Боб всё чаще стал замечать, что жена выходит из ванной с красным носом и опухшими глазами. Как-то он обнял Тусю и сказал:
- Знаешь, прекращай-ка ты пить таблетки. Моей зарплаты хватает, жильё у нас есть. Пора подумать о ребёнке.
- Ты с ума сошёл! – взвилась Туся. – Никогда, слышишь, никогда! Ты хочешь обречь нашего ребёнка на муки? Представь, если это будет девочка, рыжая, прыщавая, толстая, с жутким носом картошкой и бородавкой на подбородке?
С Тусей буквально случилась истерика, такой реакции Боб не ожидал. Он принёс ей воды и долго гладил по голове как маленькую.
А однажды… Боб пришёл домой с работы и застал Тусю в возбужденном состоянии.
- Тусь, что-то случилось?
- Боб, мне нужны деньги.
- Так бери, у тебя есть карточка.
- Мне нужно много. Ты сможешь взять кредит?
- Наверное, смогу. Ты только объясни, зачем тебе много денег.
- Понимаешь, я тут вела переговоры с одной фирмой. Меня возьмут на работу, но не хватает знания английского. Есть возможность поехать в Лондон на языковые курсы. На три месяца, - Туся отвела глаза.
- Это для тебя так важно?
- Да. Иначе мне не жить. Я задыхаюсь в четырёх стенах.
- Хорошо, я возьму кредит.
Всё время до отъезда Туся была взвинчена. Она то замыкалась в себе, то без умолку болтала.
- Боб, я вернусь, и мы заживём по-другому, вот увидишь. Ты мне не звони - я буду тебе SMSки посылать.
- Тусь, я буду за тебя переживать. Может, не поедешь? Как ты там без меня?
- Да ты что! Я уже все оплатила. Не переживай, я справлюсь.
- Мне будет плохо без тебя.
- Ты же не эгоист, подумай и обо мне. Вызов пришёл. Я еду, это мой шанс
Через несколько дней Боб провожал Тусю в Москву. Вроде, всё было как и прежде, но что-то неуловимо изменилось. Уже когда он с вокзала ехал домой, понял: его удивило, что вместо книги Дины Рубиной в руках Туся держала «Космополитен». Это было так на неё не похоже.
Три долгих месяца Боб жил от SMSки до SMSки. Пытался звонить, но номер Туси был всё время недоступен. Иногда ему волком хотелось выть, а Туся всё не ехала.
Каково же было удивление Боба, когда, придя с работы, он застал на собственной кухне незнакомую девушку, одетую в короткий яркий халатик.
- Э… Извините, как вы сюда попали?
- Боб, ты, правда, меня не узнал? – спросила девушка голосом Туси. Боб протёр очки. Наваждение какое-то. Поворот головы, манера говорить – это было Тусино. Но лицо… Ни пятна, ни бородавки с постоянно растущими тремя черными волосками. Зато аккуратный носик, синие глаза в обрамлении тёмных ресниц, выщипанные бровки, пухлые губки. Образ завершала стильная стрижка. И ещё у Туси никогда не было такого пышного бюста. – Отомри. Это действительно я.
- Ту-у-ся?
- Вообще-то меня зовут Катя. Туся осталась в прошлом, - девушка щёлкнула пальцами перед носом Боба. – Отомри, говорю. Я это, я. Твоя жена, Борис.
- Ты же, э, поехала в Лондон, э, язык учить, а не вот это всё, - Боб буквально стал заикаться.
- Не была я ни в каком Лондоне. В клинике лежала в Москве. Знаешь, как тяжело. Но оно того стоило. Или тебе не нравится?
- Честно? – Боб ещё раз пристально всмотрелся в ту, которая называлась его женой. - Не нравится. Ты была милой Тусей, моей Тусей, единичной. А сейчас ты такая, каких пруд пруди. И почему ничего не сказала, Лондон придумала?
- Да ладно тебе, привыкнешь. А сказала бы, так ты же денег-то не дал. Обними меня наконец.
Боб подошёл и осторожно поцеловал в персиковую щёку, туда, где чуть больше трёх месяцев назад было красное пятно.
Туся, вернее Катя, вполне могла бы устроиться на работу, но теперь она этого не хотела. Первое, что она сделала, купила большое красивое трюмо – раньше в доме почти не было зеркал. Каждое утро она любовалась отражением. И ей всё больше нравилось то, что она там видела.
Походы по магазинам и салонам заменили Кате и лес, и рыбалку, и даже море: она боялась, что солнышко испортит её персиковую кожу. Катя научилась кокетничать, и любимым занятием стало ловить восхищённые мужские взгляды. Чем больше Катя расцветала, тем больше мрачнел Боб.
- Боря, - щебетала Катя, - походи в спортзал, тебе же самому легче станет, когда сбросишь килограмм двадцать. И очки нужно купить более стильные.
- Может, ещё и волосы покрасить? – раздражался Боб. – Я не собираюсь спорить с природой. Что есть, то есть.
- Про волосы я тебе ничего и не говорю. Рыжий сейчас в моде. Боря, я тебя не узнаю. Ты ко мне стал относиться как к чужой.
- А ты, Катя, и есть чужая. У меня была Туся, моя девочка. Теперь Туси нет, а Катю я любить не могу. Я вообще не люблю ширпотреб. Это всё равно, что вместо обещанной хорошей умной книги подсунули глянцевый журнал. Я родственную душу потерял.
- Ты все-таки эгоист, Боб. Значит, главное, чтобы тебе было хорошо. А то, что я жить с такой внешностью не могла, тебе безразлично?
- Просто я в тебе ошибся, думал, нашёл штучный экземпляр. А ты… Твоего-то что осталось? У тебя были такие грудки, пусть маленькие, но их так приятно целовать. А сейчас я даже погладить не могу, противно, там же силикон сплошной. А губы? Пусть тонкие, но зато настоящие, а к этим накаченным мне и прикасаться не хочется. В глаза тебе заглянуть не получается – на синие линзы натыкаюсь. Так где же Туся? Нету Туси. Кукла искусственная.
В доме больше не было нежности, и любовь упорхнула в форточку непонимания. Катя ещё пыталась жить с Бобом из чувства благодарности за прошлое, но наладить отношения так и не вышло. Она получила весь большой мир ценой разрушения их собственного маленького мирка.
Боб не удерживал, когда Катя собрала чемодан и ушла к родителям. Он познакомился с Сонечкой, маленькой хрупкой, очень умной, начитанной девушкой. Сонечка страдала из-за длинного носа и оттопыренных ушей. Он чуть было не женился на ней, но девушке хотелось быть красивой невестой, и она попросила денег на пластическую операцию. И Боб тотчас с ней порвал.
А что Туся? Вернее, Катя - она наслаждалась новой жизнью. Но это уже совсем другая история.
