Пасха, кулич и вторые шансы

В Вербное воскресенье Ирина вдруг решила испечь кулич.
Не потому, что верующая — скорее наоборот. Уже много лет она жила с убеждением: церковь — не её. Но кулич хотелось.
Точнее, хотелось запаха. Того самого — как в детстве у бабушки: смесь ванили, топлёного молока и... чего-то ещё. Тепла, терпения, тишины, в которой "не хлопай дверью — кулич обидится".

"Хватит ждать чуда", — подумала Ирина и открыла рецепт в телефоне.
Она замесила тесто под старый плейлист. Поставила чашку на батарею и вдруг вспомнила: не звонила отцу уже три недели. После ссоры. После той самой фразы — "Ты черствеешь, Ирка. Не кулич, конечно, но всё равно жалко".
В девять вечера она позвонила.
Он ответил не сразу. Голос был осторожный, будто не верил.
— Ты?.. А я кулич испёк, — сказал он, словно извиняясь.
— Я тоже, — растерялась она.
— Получился?
— Не знаю… вроде да. Но без души.
Он помолчал. Потом сказал тихо:
— Душа вернётся, если есть с кем делиться. Приезжай завтра. Не ругаться. Просто есть кулич и пить чай. Пасха всё-таки. Воскресение.


Пасхальный завтрак

Она приехала. В пасмурное утро, с пасхальной салфеткой в пакете и смятым куличом в фольге.
Они ели оба кулича — его и её. Сравнивали.
Он жаловался, что переборщил с ромом в изюме. Она призналась, что забыла ваниль. Потом долго пили чай — без разговоров про прошлое.
Перед уходом он сказал:
— Я понял, что ты всё-таки веришь.
— Во что? — спросила она.
— Во вторые шансы.


Пасха в подъезде

Вернувшись домой, Ирина заметила: на лестничной клетке кто-то оставил коробочку с крашеными яйцами и записку:
"Христос воскрес! Угости соседей".
Она взяла одно, оставила своё — крашеное, но слегка треснутое. И приписала на записке:
"Воистину воскрес. Спасибо".
И впервые за долгое время почувствовала,
что в доме — не пусто.