Почему воют собаки?

               

              Анна Алексеевна, как и  всякая  нормальная женщина, не могла  быть  равнодушной к животным. Но особой уж такой любви к домашним  четвероногим  она не  испытывала. Наверное, потому, что дома у матери,  никого, кроме  кошки, да, пожалуй,  еще  и  мышей,  никаких животных  никогда не было. Тараканов считать не будем! Тараканы не животные.  И редко в какой Московской квартире тараканов не было! Поэтому не будем о них!

                Но вот  дочь – обожала собак. И когда ей исполнилось десять лет, они с мужем купили ей на день рождения  щенка. Назвали  его Гесс.  Почему  именно - Гесс? Да кто его знает?  Не почему, наверное.  Назвали Гесс  – и все тут.

                Щенок  рос,  рос  и превратился  в  прекрасного  пса. Черно  белый  красавец  колли с вытянутой  вперед  мордой, поджарым  корпусом, длинной густой шерстью и вечно тоскливыми, словно  плачущими,  черными, все понимающими  глазами. Странно все-таки, но у многих животных, которые живут с человеком, глаза всегда печальные или тоскливые. Не замечали? Посмотрите в глаза  лошади, коровы или собаки. В их глазах  всегда  стоит жуткая тоска или глубочайшая такая печаль, вечная какая-то печаль.

                Почему? Трудно сказать. Но не  есть ли это  плоды  нашего на них многовекового  психологического и физического воздействия?  Ведь они – вечные  наши  рабы, а мы над ними – вечные их хозяева. А глаза рабов, если они  понимают  свою  долю, свою  безысходность, свое  рабство не могут быть веселы и довольны. Тем более,  у таких  бесправных и безответных, какими являются наши меньшие братья. 
 
                Как бы то ни было, но Гесс – совсем домашний пес, умный, добрый, веселый, любит поиграть, пошалить, «пошкодничать», но абсолютно не любит  лаять, кидаться  на  людей, а от неизвестных  или  незнакомых ему людей всегда старается держаться подальше, чаще всего,  у ног своих  хозяев или  под  креслом. И тогда к  нему  лучше  не  лезть – такое  раздаться  грозное  рычание, что дух захватит от страха.  Не трогайте!!!  Но трудно вспомнить  случай, чтобы  Гесс  кого-нибудь  укусил  или хотя бы пытался  укусить.  Не  было такого. Не осталось в памяти даже намека.

                Свою хозяйку, Анну Алексеевну, Гесс почему-то побаивался и старался держаться от нее на расстоянии. Но иногда все же не выдерживал. Подойдет к ней поближе, ляжет на пол у ее ног, положит  голову на  лапы и смотрит, смотрит снизу ей в лицо каким-то виновато заискивающим взглядом, словно просит чего-то.

                Тогда Анна  Алексеевна опускает свою руку ему на голову  и начинает  гладить, ощущая  пальцами  шелковистый  бархат  его  волос и мягкие волны  живительного  собачьего тепла, от которых разом исчезает, словно уходит куда-то, усталость и пропадает накопившаяся за день раздражительность.  А Гесс умиленно закатывал  глаза, скалил, довольный, зубы, словно бы – улыбался и даже  повизгивал  от  нескрываемого удовольствия.

                Но подобные моменты  бывали  редко. Очень  редко. Чаще  всего  Анне  Алексеевне было не до Гесса. Слишком много времени и сил отнимала у нее работа. И он  словно бы  все  понимал  своим собачьим умом и подходил к Анне Алексеевне  только  лишь  иногда, в те редкие  минуты  светлых вечеров, когда она еще не падала с ног от усталости и тяжести навалившихся на ее плечи сумасшедших дел.

                Однажды летом Гесса отвезли на дачу под  Павловским Посадом. Кругом лес да кусты, да небольшие озера, да трава  по самый  пояс.  Красотища-а-а!  Гесс буквально обалдел от обилия этой лесной  новизны  вокруг  него. Носился, как ошалелый по лесу, по полянам, гоняясь за каждым пролетавшим мимо него живым  существом или барахтался в траве, часами катаясь по ней на  спине или бултыхался в воде до такой степени невозможности, что приходилось его прутком выгонять на сушу.

            Но потом, недели  через три  он вдруг  неожиданно  как-то сник, притих, обмяк, прекратил свои бурные мотания по окрестным  лесам и большую часть времени стал просто-напросто отлеживаться около  дома дачи, а то и в  самом  доме, в каком-нибудь его  дальнем и темном углу. И при попытках  выпроводить его из дома или же забрать его с собой на прогулку, начинал  сердито  рычать  и  грозно  скалить  зубы, демонстрируя  окружающим  ту часть своего  собачьего  характера, о существовании  которого  никто раньше не только не догадывался, но  и предполагать  даже  не мог.

                А дальше -  больше. По  вечерам  он  начал выть. Сядет на крыльце, морду вытянет в верх и так жалобно-жалобно, словно плачет:  У-у-у-у-у..!  Хоть садись с ним рядом и подвывай тоже. Кошмар  просто. Соседи  стали приходить жаловаться на него. Короче – житье на даче из-за Гесса  превратилось  «черт знает во что», в сущий ад.  Было решено Гесса с дачи забрать.

                Выехали домой  на машине. Гесс сидел сзади, вместе с дочерью, положив голову ей на колени и закрыв глаза. Вел себя он очень тихо, даже слишком тихо, словно бы затаился на время. Ни к кому не лез, не приставал, не ластился, ни на кого не реагировал, ни кого не обращал внимания.  Его словно бы и не было в машине. Лишь иногда он открывал глаза и смотрел на дочь, как бы спрашивая:
        -- Ну что, долго еще осталось ехать?

        Когда  машина  подъехала к подъезду  их  дома и остановилась, Гесс поднял голову и насторожился, тревожно поводя ушами.  Анна Алексеевна повернулась к нему, положила ладонь своей руки ему на голову, потрепала чуть-чуть и сказала:
        -- Ну, что, Гесс, приехали…

              Гесс поднял морду, лизнул  руку Анны Алексеевны  и  негромко, словно спрашивая -  «гавкнул». Анна Алексеевна открыла свою переднюю дверь и нагнулась для выхода.  Гесс сразу же  вскочил, юркнул на  переднее  сидение и прямо через  колени Анны Алексеевны буквально  пулей  рванул  наружу. Он  кинулся  к подъезду, одним  махом  одолел  все  ступеньки крыльца и, подскочив к двери, чуть ли не прыгнул на нее, поднявшись во весь свой внушительный  рост. Он положил передние лапы на ручку двери, повернул к ним голову и громко залаял – открывайте! 

              Все рассмеялись. Ну и ну-у! Ай да Гесс!

              Дома  Гесс обошел и обследовал  всю  квартиру, обшарил и обнюхал  все ее углы, обнаружил  свой старый  мячик, с  которым  он  раньше  любил  играть, взял  его, удовлетворенный, в зубы, прошел в коридор, где у двери  всегда  размещался  его  спальный коврик, лег на него, положил голову на передние лапы, а мячик – рядом с собой и закрыл глаза.

              Вот так-то. Оказывается, дома  лучше, чем в гостях не только людям, но и животным. И  человек сможет  почувствовать себя  уверенно на этой  земле только тогда, когда у него есть на этой земле свое, только для него предназначенное место – его дом.  Место, где ему всегда  хорошо, где  его  всегда  ждут, где  его любят, где его  всегда  примут, примут в любом его виде, в любое время суток, в любое время года.  Это был урок. Более, чем наглядный.


***
***