Лилия Николаевна Калиновская родилась в Одессе на Молдаванке. На самом закате советской империи. Время и место выдались вроде бы легендарные. Но у советской девочки Лили в клетчатом платье из "Детского мира" были на этот счет собственные субъективные впечатления.
По телевизору показывали сначала Брежнева, потом Горбачева. Между ними было что-то про Андропова и Черненко, даже в детском саду воспитательница сказала однажды - "Дети, видите красные флаги с черными лентами? Это умер Генеральный секретарь Советского Союза - Андропов. Сказала, и снова, невозмутимо так, по воспитательскому уставу, завела игру в каравай. "Каравай, каравай, кого хочешь выбирай!" Нужно было водить хоровод и хлопать в ладоши. И мрачные ленточки на флагах ничуть выполнению этих детсадовских обязанностей не мешали.
Инфраструктура в лилином районе была роскошной. С одной стороны - Староконный рынок, с другой - большой продуктовый магазин с вечно пустыми полками, слегка прикрытыми одинокими цилиндриками консервированной ламинарии. Свежий товар реализовывался только из-под полы. Для своих. А для залетных всегда в продаже - елкое масло и позеленевшая колбаса.
Через дорогу - булочная! В девять утра и после обеда завозили еще горячие батоны по 20 копеек и круглые булочки - по 9. Мороженное продавали за углом. Продавщица была достаточно дородной и черноротой, чтобы одновременно справляться с функциями глашатая, грузчика и кассира. Ее кружевной кокошник был всегда яростно накрахмален, передник выглажен, нарукавники белоснежны, а веки обильно накрашены голубым. Пломбир в шоколаде, в вафельном стаканчике и фруктовое - всегда были в ассортименте.
Рядом продавали квас на разлив. Детей посылали стоять в очереди с эмалированными бидонами. А вдоль улицы бабушки продавали семечки и рачки, каждая - у своего двора. Одна девочка рассказывала Лильке, что Баба Зина моет ноги в том же корыте, в котором хранит креветки. На всякий случай, Лиля креветки не покупала.
За разбавленным пивом тоже стояли с бидонами. В чебуречной наливали стопарики. Повсюду валялись и ползали алкоголики. Иногда они вставали и ходили пошатываясь, разражаясь матерными многоэтажками.
Лилькина улица спускалась к автовокзалу, поэтому всегда изобиловала разношерстным народом. Зимой с прохожих снимали шапки. Тогда были в моде - пыжиковые и ондатровые. Летом чаще работали кидалы. Пачка денег громко шлепалась на асфальт с регулярной частотностью. И, несмотря на то, что даже дети знали что это означало, лох не заставлял себя долго ждать, и неумолимо сгибался за наживкой.
Трущобы, облюбованные крысами и тараканами, бесконечно рушились, протекали и плесневели. Трубы прорывало, крыши падали и дырявились, стены медленно проседали в катакомбы, печка коптила и страшно шумела, если случалось перенасытить ее углем.
По вечерам, особенно в выходные, весь двор собирался за общим столом и весело поглощал оливье и селедку под шубой с картошкой в мундирах или пюре. Фирменные блюда из каждой квартиры собирались в общую сервировку, увенчивающуюся водкой и эксклюзивными самогонами, дефицитными лакомствами, типа маслин, икры и сервелата. Весь день мамы жарили кабачки, бычки, блинчики и котлеты, чтобы предаться вечером массовому гедонизму.
У дяди Янчика были бобины и светомузыка. У Степана Петровича - удлинитель. А у женщин были подпрыгивающие, в такт движениям, формы и платья с люриксом.
Дети ждали, когда взрослые напьются и начнут танцевать под гнусавые треки из магнитофона. Жуткая песня с припевом: "Эх бутылочка вина! Не болит голова!" - была особенно популярна.
Для лилиных сверстников это был гимн свободы от бдения родителей, ведь когда предки добирались до стадии танцев, можно было всей стаей покинуть территорию двора и шататься по окрестностям, предаваясь диким развлечениям. Например, стучать в окна соседнего дома и убегать. Надевать страшную маску, привезенную из рейса папой Олега молдавана, и пугать прохожих. Еще можно было прыгать по крышам с палками, изображая переходную ступень от обезьяны к человеку, путем повисания на винограднике с душераздирающим визгом. Иногда бабушка Олега, хозяйка крепчайшей в мире лозы, осуществляла мгновенную эволюцию диких приматов в человекообразных детенышей одним только магическим окриком.
Лилька Калиновская была толстой девочкой. Ее закормила бабушка, пережившая послевоенный голод. На Молдаванке голод 46 года вспоминали с содроганием. Люди умирали - синея и опухая. Трупы старались выносить тайно, чтобы не разрушать государственную эстетику победившего народа.
После пережитого, в психике лилькиной бабушки Нины перегорел какой-то процессор и открылась неуемная жажда накормить весь мир. Она сама никогда не могла наесться, отчего обладала необъятной фигурой, и жестоко перекармливала всех окружающих, попадавшихся под руку. Птиц, кошек, собак, соседей, гостей, и - безусловно, собственных родственников.
Как-то через крышу переметнулся некий лохматый тип, возжелавший ободрать шикарное абрикосовое дерево, произрастающее в бабушкином палисаднике. Бабуля, сразу же заметив неладное, выскочила ему навстречу с подносом свежайших, теплых еще, хрустиков. "Ты голодный, деточка? На, поешь! Нечего ветки ломать, я тебе абрикосов с собой два ведра насыплю!" И насыпала. А заодно положила булку домашнего хлеба и печенюшки с абрикосовым джемом собственного изготовления. Лохматый тип утащил с собой целую торбу снеди, и больше на абрикосы не покушался.
Абрикосы были, надо сказать, волшебные. Впитавшие в себя все солнечное тепло Молдаванки. Лилька часто любила сидеть под деревом, наблюдая как стада муравьев заносили абрикосовые частицы в микроскопические дырочки в коре, собирая запасы на зиму. Иногда она подсыпала под дерево жменьку сахара и наблюдала, как он по кристаллику исчезает в муравьиных запасниках. Она представляла, как муравьиные мамы и бабушки делают абрикосовое варенье, чтобы зимой не случался голодомор.
"Лилька Калинка - толстая свинка" - кричали вслед сверстники, и даже самые, казалось, лучшие из них.
- Почему ты обзываешься? - с обидой спрашивала Лиля у Саньки Оверченко, ты же мой лучший друг!
- Ну смешно же! - беззаботно отвечал Санька и в качестве компенсации приглашал кататься на своем велике. Лиля соглашалась и они так носились днями напролет вокруг дома по четырем улицам, вдоль каштановых стволов навстречу теплым ветрам и сомнительным запахам.
Потом Лиле купили собственный велосипед "Аист". Ей нравилось разгоняться по Ленинградской до спуска Перекопской победы и, отпустив педали, отдаваться воле рельефа, чтобы задирать голову и смотреть на кроны деревьев. Однажды она сбила ребенка и мамаша пострадавшего нарекла ее фашисткой. Ушибленный ребенок отделался стертой об асфальт коленкой, которую Лилькина мама виновато засыпала стрептоцитом.
Немного пострадав от угрызений совести, Лиля вобрала в себя смутное чувство вины, которое надолго интегрировалось в ее личность в качестве неприятной черты характера. Она часто просила прощения у окружающих наперед, по каждому незначительному поводу. Поэтому, позвонив однокласнице Оле Деревянко по школьным делам, и попав на ее мать, Лиля вначале многословно извинялась, а только затем просила позвать к телефону подругу. За это Олина мама за глаза прозывала ее "Извините, простите".
Незаменимой специей в жизедеятельности Молдаванки служили скандалы. К вопросу перепалки подходили со всей душой, предварительно собирая сведения у бабы Веры, которая свои обязанности выполняла с маниакальной основательностью. Когда Лиля училась во вторую смену, возвращаясь из школы, она не раз застигала 80-летнюю бабу Веру, за тривиальным подслушиванием семейных разговоров под окнами. Не щадя хлипкого здоровья, шпионка затаивалась в палисадниках и ползала вдоль стен, чтобы добыть для общественности свежие сенсации. По утрам она обходила все квартиры официально, накапливая сведения прямолинейным способом - за чашечкой чая с бубликом да конфетами. А по вечерам, когда сумерки получали возможность скрывать силуэты - коллекционировала тайны, доносившиеся из форточек и щелей.
Чаще всего скандалы были выполнены в форме эмоционально окрашенных диалогов. Но тяжелой артиллерией было натуральное говно. Однажды тетя Юля опрокинула на тойоту капитана дальнего плаванья - дяди Толика, полный горшок какашек. А баба Сеня, которая практиковала мочекалотерапию для лечения тромбофлебита, сливала остатки снадобья под калитку лилиной бабушки. И начинался многочасовой крик, длящийся до полного изнеможения адептов мероприятия.
Когда по телевизору стали показывать "Рабыню Изауру" скандалов по вечерам убавилось. Каждый вечер с первых нот "Гази-гумга-ру-мгере гази гумга" двор пустел. Это был гимн домашней няшности, когда вся семья собиралась на одном диване.
Маленькая Лилька использовала всеобщее помешательство в корыстных целях. Пока семья прилипала к телевизору, она забиралась в дедов сундук и рассматривала там его ретровые сокровища. Фетиши из фронта и бытовые мелочи, типа лупы или расчески, видимо, заключали в себе какую-то память о ценных для деда событиях и явлениях. А в бабушкиной тумбе хранился альбом со старинными фото предков.
Однажды, в такой благостный для всей страны момент, в конце двора загорелись сараи. Огонь быстро перекинулся на квартиры, и даже когда спальня тети Вали и дяди Гарика уже занялась огнем, чары Изауры не позволяли хозяевам услышать запах горелого. Только одна Лилька, случайно обронив взгляд в окно, заметила во дворе неслабый пожар. Она подняла панику. Лилькина бабушка вызвала пожарных и обзвонила соседей. Сараи с обветшавшим имуществом и консервацией были принесены в жертву красному петуху, а у тети Вали и дяди Гарика стало на одну комнату меньше. Весь двор тогда так и не досмотрел вечернюю серию, благо утром ее повторяли.
В школе, ясное дело, происходили главные события в жизни Лили. Ей выпала обязывающая честь учиться в образцово-показательном классе-музее Владимира Ильича Ленина. Интерьер класса был щедро украшен фотографиями, статуэтками, балерьефами и книгами, отражающими панораму жизни и деятельности вождя. Классный руководитель и хранительница музея - Ада Антоновна ежемесячно проводила экскурсии для гостей из соседних школ с участием активистов класса.
"Вы можете только стремиться быть такими, как Ленин. Но никогда такими не станете! - заклинала Ада Антоновна, ссылаясь на то, что "Целый институт мозга не может до конца изучить феномен гения Владимира Ильича", где уж вам макаться...
Каждый день, за 15 минут до начала занятий, Ада Антоновна проводила политинформацию, в конце которой формулировала запугивающее резюме о том, что Рейган в любую секунду может нажать на "красную кнопку", в результате чего разразится ядерная война.
На политинформациях, выпадавших на торжественные даты, отличники читали пронзительные стихи типа:
"Отец смотрел из-за плеча,
Костяшкой костыля стуча...
И молвил: злобу победит
Саманта Смит!"
Однажды Ада Антоновна повела весь класс в кинотеатр "Мир" на мультик про Хиросиму. После его
