просмотра Лиля стала бояться сирен. Если мимо проезжали пожарные или "скорая помощь", сердце сжималось, Лиле казалось, что это Рейган нажал на красную кнопку, началась ядерная война, что нужно срочно одевать противогаз и бежать в бомбоубежище. Но, - обходилось. Сирена удалялась, солнце продолжало светить, птицы чирикать, война не начиналась.
В лилином классе училась больная умом девочка - Руслана Вытина. Ее мама работала в исполкоме, поэтому ей позволялось учиться не в интернате для слаборазвитых, а в обычной школе. Посреди урока Руслана могла вскочить и огреть Аду Антоновну учебником по голове. Ада Антоновна пыталась сопротивляться, класс стонал от хохота... Казалось, что даже Владимир Ильич взирал на происходящее со всех портретов с хитрым прищуром неодобрения.
Перед принятием в пионеры все проходили мучительную инициацию. Нужно было допоздна засиживаться в школе с пионервожатой и зубрить законы пионеров, выдержки из истории партии и еще какие-то глыбы текстов. Мозги школьников скрипели и напрягались. Не сумев запихнуть в черепную коробку обязательную мегатонну публицистики - Лиля плакала, потому что тех, кто не выучил - домой не пускали, пока родители не приходили лично.
Оказалось, что в пионеры приняли всех подряд одним обобщенным ритуалом и читать наизусть тексты не понадобилось. Первые недели не хотелось застегивать куртку, чтобы вся вселенная видела кумачовый аксессуар - символ перехода подрастающей личности из сопливых октябрят в клику детей старшего школьного возраста. Вскоре выяснилось, что в стране перестройка и пионером быть скучно и старомодно. Круто было галстук "забывать дома", в качестве деликатного выражения подспудного мятежа.
По патриотическим праздникам - на 23 февраля, 7 ноября и 9 мая нужно было одевать пионерскую форму и маршировать тройственными рядами, распевая хором:
"У солдата выходной, пуговицы в ряд,
Ярче солнечного дня золотом горят.
Часовые на посту, в городе весна,
Проводи нас до ворот,
товарищ старшина, товарищ старшина!
Эту песню Лиле пришлось запомнить на всю жизнь, без маломальской возможности забыть. Зачем - не понятно. В быту ни разу не пригодилась.
Учебники истории каждый год меняли свое содержание до полной противоположности. В конце концов, учителя стали пользоваться собственными наработками, отчего историческое образование укладывалось в головах лоботрясов неровными сгустками противоречивых сведений.
Турбулентность реалий и мода на мятеж сформировали в школьниках той поры твердокаменный цинизм по отношению к власти, государству и прочим структурным авторитетам. Гвоздем этого тренда стала для юной Лили событие, с первого взгляда - печальное. Двойка в четверти по математике. Первая в жизни. Для образа приличной неглупой девочки, в меру послушной и обучабельной, из семьи с уважаемой репутацией - это был был крах с когнитивным диссонансом. С математикой что-то было упущено, не допонято... Точные науки требуют дисциплины.
И вот в конце первой четверти вся школа собралась на торжественную линейку, чтобы отдать дань системе образования часовым безропотным стоянием в стойке "смирно". Двоечников выстроили рядком в центре композиции. Это была линейка позора. Завуч нагонял пафоса уничижительными речами: "Вот они, гляньте на них, уродов, дебилов недоразвитых. Тюрьма по ним рыдает, метла дворника - их будущее орудие труда! Позор и нарекания!"
Лиля чувствовала себя жутко и безобразно. Она стояла с поникшей головой и багровым лицом, изнывая от дискомфорта. В компании школьных деклассированных элементов ей довелось красоваться впервые. И тут случилось спасительное чудо.
Для перманентного двоечника и хулигана Кольки Ветрова ситуация была банальной. Он быстро заскучал и принялся развлекать себя и толпу ободрительными крамолами: "Эй, ребята, на нас смотрит вся школа! О нас лично говорят в Районо! Мы звезды, ептить! Пацаны, девчонки - мы крутые! Мы знамениты! Мы избранные! Ваши аплодисменты! Поприветствуем лучших людей школы!" Посеяв смуту и сдавленные смешки, Колька принялся страстно пожимать руки звездным коллегам и благодарить зрителей за оказанную честь. Низко кланяться, на манер народных артистов, и задирать голову, пожиная плоды славы. Тотальный взрыв аплодисментов и шквал хохота не заставили себя долго ждать. Вся школа самоотреченно ржала, хватаясь за животы. Это был повальный, всеобъемлющий сокрушительный приступ хохота. Подняв друзьям самооценку и испортив настроение побагровевшей заучихе, неунываемый шут гороховый Колька Ветров навсегда заложил в лилькину личность зерно бытового оптимистического анархизма.
Путч? Та ну их, сами разберутся. Националисты? Я вас умоляю! Революция, восстание, митинг? Ой - я знаю чем это закончится - король умер - да здравствует король! " Коммунисты? - та я с детства Ленина ненавижу.
Все они бандиты" - говорил лилькин папа телевизору, жуя ужин. И Лилька теперь так говорит. В стране кардинально ничего не меняется, кроме лиц и названий. Так чего ж им всем верить?
Это как в стихах старшекласницы Аньки Ананасовой, которая часто читала свои шедевры на школьных праздниках:
Ползет по затылкам взгляд,
Разгулялся по спинам хлыст.
Эй, браток, на хрена тебе вниз?
Становись ка меж нас - в ряд!
Распластался Христосом - ишь!
Не мути - нам потом пить.
Я же знаю тебя - слышь,
У меня там тоже болит.
