Середина июля, «фазенда», время – послеобеденное. На улице жара по тридцать градусов. Дедушка, бабушка и Катя с Машей сидят в с адовой беседке, где тень и относительно прохладно, потому что с пруда веет лёгкий ветерок. Дедушка и бабушка заняты своими любимыми привычными делами: дедушка читает газетки (сколько их можно читать? Прямо удивительно!), бабушка вяжет шерстяные носки (сколько их можно вязать? Прямо возмутительно!), а Катя и Маша сидят на высокой скамеечке, болтают в воздухе ногами и , одновременно, внимательно следят за пауком, который в углу беседки вьёт свою коварную в отношении глупых мух паутину.
- А я стихотворение сочинила вдруг! – даже не сказала, а выкрикнула Катя ( у неё просто голос такой, выкрикивающий) и, спрыгнув со скамейки, заложила руки за спину и выставила вперед правую ногу, одетую в симпатичный белый носочек и обутую в тряпичную сандалию (такие театральные жесты она видела по телевизору)
- Я – паук, зовусь букашка!
От меня вам деревяшка!
Нравится?
- Нет слов, - сказал дедушка, на мгновение оторвавшись от газетки. – Это неописуемо. Я буквально сражён.
- А я ещё могу таких сто миллионов тыщ сочинить! Прям сейчас ! Хочите?
- Во-первых, не хочите, а хотите, - ответил всё тот же дедушка. – А во-вторых, прямо сейчас – не надо. Это может быть сильное напряжение для твоего детского мозга, тем более жара.
- А я тоже так могу категорически! – фыркнула Маша. Она очень ревниво относится к чужим успехам и прочим достижениям. Такой уж у неё сложно-противоречивый характер.
- Не семейство, а союз писателей, - хмыкнул дедушка.
- Ваня! – предупреждающе сказала бабушка, и дедушка трусливо спрятался в газетку (эх, а ещё военный офицер! Подполковник в отставке! В своё время ездил в танке и даже стрелял в коварного врага! И, может, даже попадал!).
- Давай, Маша! – предложила бабушка.
- Что?
- Прочитай!
Маша, подумав, тоже слезла со скамейки и встала у перил.
Стихотворение! «Идёт бычок, качается, вздыхает на ходу. Ох, доска кончается, сейчас я упаду!». Всё!
И, замолчав, почему-то посмотрела на паука.
- Неправда! – возмутилась Катя. – Это не ты сочинила! Так нечестно!
Не ругаться! – тут же пресекла назревающий конфликт бабушка (когда надо, она могла быть очень решительной. Даже решительней дедушки, хоть в танке никогда и не каталась.). – И это тоже хорошие стихи. Правда, дедушка?
- Правда, бабушка, - малодушно согласился дедушка, не вылезая из своей любименькой газетки, которой он прикрылся как оборонительным щитом на всякий случай.
- Но это же нечестно! – снова повторила Катя. Она была очень справедливой девочкой.
- Катюша, успокойся, - сказала бабушка.
- Но это же нечестно… - шмыгнула носом Катя и неожиданно, от обиды на такую явную несправедливость заревела. Маша исподлобья посмотрела на сестру, сморщила нос и из её глаз тоже потекли слёзы. Они, вообще-то, не были такими уж плаксами, чтобы расстраиваться по каждому малейшему поводу. Может, это жара на них так плаксиво подействовала?
- Ну, всё! – дедушка снял, наконец, со своего старческого личика оборонительную газетку, потому что понял: пора немедленно вмешаться.
- Давайте-ка успокаиваться! Или вы не хотите, чтобы я сегодня взял вас с собою на обещанную рыбалку?
Угроза подействовала, и плач почти сразу прекратился.
- А теперь обнимите друг друга, и ты, Маша, поцелуй Катю! – последовало следующее решительное распоряжение. Нет, какой же он всё-таки молодец, этот с виду совершенно мирный и даже старческий дедушка! Настоящий военный офицер! Конечно! Он же в настоящем танке ездил, и враги от него и его танка разбегались, сломя все свои трусливые вражеские головы, и в совершеннейшем страхе и смятении!
Через пять минут в беседке всё вернулось к прежней идиллической картине.
- А где паучок? – вдруг растерянно спросила Катя. И действительно: паучка не было, только мелко-мелко дрожала сплетённая им паутинка.
- Его мухи съели, - предположил дедушка. – Чтобы не вредничал.
Да, июль, жара, «фазенда». Делать ну совершенно ничего не хочется! А если не хочется, то и не надо. Зачем напрягаться?
